– Вы очень устали, догадываюсь. Но я не успокоюсь до тех пор, пока не узнаю: как вы додумались? Расскажите, пока доедем.

– Верочка! Ну пожалуйста! Иначе у нас случится нервное расстройство от любопытства, – умоляюще сложила руки Лида, удобно примостившаяся рядом с ней на заднем сиденье.

Женщина назвала водителю свой адрес и, когда машина мягко тронулась, стала неторопливо рассказывать.

– Мы с Лидушей еще в начале съемок услышали, что две участницы шоу выведены из строя. Одна чем-то отравилась и не выходит из туалета. У другой жуткая аллергия на грим, лицо опухло, и она тоже не сможет сниматься. А третья выбыла, потому что ей сообщили о том, что якобы родители попали в автокатастрофу. Об этом говорили девушки-модели за соседним столиком. Мне сразу не понравилось услышанное. А когда с Машей Карпенко случилось несчастье, я поняла, что это не совпадения, а продуманная цепочка поступков. Потом мне нужно было собрать свои впечатления. Какая реакция на происшедшее была у тех, кто имел отношение к событиям? Я стала разговаривать с людьми.

– Я догадалась, что ты не просто так беседуешь со всеми, кто имел отношение к шоу. Но я, честно говоря, подозревала Сороку, – поделилась мыслями Завьялова.

– Потому что он нетрадиционной ориентации? – усмехнулась Вера. – Видишь ли, режиссер, конечно, не ангел. Но ваш Глеб не играл расстройство и сочувствие, а по-настоящему был опечален. Перечисляя все случившееся, он воспринимал несчастья девушек-моделей как поломку полезного инструмента для своей телевизионной работы. Проблемы участниц шоу его не волновали, жалел он себя и только себя. И было отчего: ведь «Взрослое шоу» пользуется огромной популярностью. Рекламодатели охотно платят, чтоб их рекламный ролик поставили в блок именно этой программы. Это кормит канал и участников проекта. А теперь они могли остаться без куска хлеба с маслом и икрой. Одно дело хороший скандал для поднятия рейтинга, и совсем другое – преступление, когда милиция не даст работать, да и конкуренты, уже не говоря о руководстве канала. Я права?

– Вы формулируете, словно профессиональный маркетолог, – обернулся с переднего сиденья Голембо. – А что, нынче доктора изучают бизнес-стратегии? – В его глазах мелькнули ироничные искорки.

– Лучше спросите, почему я и вас перестала подозревать.

– Ничего себе! – озадаченно поднял брови бизнесмен. – Я был в числе предполагаемых злодеев? Забавно!

– Вы – делатель, – спокойно продолжала Вера. – Вам, в принципе, чуждо разрушение, и вы страдаете, когда построенное вами рушится. Поэтому вы не годитесь в злодеи. Мне так кажется, во всяком случае. Пока что…

Голембо вспомнил об Алисе и затеянном ею расследовании и помрачнел.

– Во дает! – выдохнула восторженная Лида. – Вера, ты просто чудо какое-то! Дальше, пожалуйста, говори дальше!

– Следующим человеком, который мог иметь мотив для преступлений, был Владлен Савчук. Но дело в том, что он не просто работал ведущим, а еще сам себе придумал приработок. Ему так мало платят в театре, а тут такие возможности… Словом, он пристроился букмекером и жокеем на собственной программе.

– То есть как? – удивился Голембо, который за последние полчаса удивлялся больше, чем за несколько предыдущих лет.

– Ну, он брал на рынке продукты или деньги у торговцев за то, что разденет именно ту девушку, на которую горячие южные ребята спорили.

В салоне на несколько секунд повисла тишина, даже водительский затылок побагровел от напряжения. Но Вера будто не заметила этого и продолжала:

– В общем, для Влада шоу было очень важным источником существования, это раз. И потом, он бабник – это два. Он, как пионер, «всегда готов» с каждой переспать, но не вредить программе и тем более не убивать.

– Но остаются еще сами участницы. И Арина? – Завьялова вопросительно смотрела на свою приятельницу.

– Девочки и Арина отпали сразу же. Как бы вам поточнее объяснить… Она их мамка, настоятельница такого не очень святого монастыря. Полушкина сама не так давно была моделью, все про этот бизнес знает. Ее девочки – это и бизнес, и семья. А они между собой как сестры в многодетной семье. Конечно, там и ссоры, и склоки, и зависть, и тряпки или цацки могут друг у дружки замотать, но по-крупному подставить не могут. Тем более убить!

– Получается, вы определили Жанну методом исключений? – полувопросительно констатировал Голембо.

– Нет. Я каждого из перечисленных участников проверила главным образом по их реакции. Знаете, как в поликлинике делают анализ крови, мочи или желудочного сока – чтобы потом определить вероятность какого-то заболевания. Каждый как-то реагировал на несчастья с моделями. У Арины с девушками это был страх. У Сороки – недовольство из-за ускользающей работы, у Влада – жалость к девочкам и к себе, уходил заработок. У вас, Вячеслав Демьянович, была очевидна горечь от того, что дело не делается. Даже ты, Лида, проявляла нормальное любопытство зеваки, наблюдающего за происшествием.

– Я? – изумилась актриса. – Ты что, и меня подозревала?!

– А ты ничем не хуже и не лучше остальных, – спокойно ответила Вера. – Можно подумать, в припадке ревности ты никому не кричала: «Убью!» Только один человек из всех отреагировал странно. Клюева еще тогда, когда мы нашли Машу, что-то бубнила про рейтинги и все такое, но во взгляде ее было торжество! Понимаете? Она как будто что-то кому-то доказывала. Штрих первый: заявила, что она не администратор, а «директор». Налицо желание быть директором чего угодно, хоть морга, лишь бы носить это гордое звание. Штрих второй: «вы не наша, не телевизионная». Гордость за принадлежность к узкой касте «своих», избранных. Штрих третий: вся жизнь, весь характер отражается на лице и в жестах. Все комплексы и муки, все тайные мысли в виде привычных складок и морщин, в походке и движениях записаны, и только специалист может их точно прочитать. Эти черты лица и фигуры сложились в такой диагноз: характер тяжелый, недобрый, скрытный, душа без тени сочувствия, ум ограничен. Человек с таким сочетанием «букв внешности» боязлив и неудачлив, с низкой самооценкой, ведомый, со слаборазвитым личностным началом. И зверски ревнует ко всему, что колышется. Что и оказалось правдой. О! Вот и мой дом. Приехали.

Голембо с Завьяловой вышли проводить Веру до парадной двери.

– Вы можете не согласиться, однако мне жаль не только пострадавших, но и Жанну, – с некоторым вызовом произнес Голембо.

– Да, понимаю. Но… «Искусство требует жертв. Наука требует жертв. Все требуют жертв, одни жертвы ничего не требуют», – процитировала Вера невесело. – В том смысле, что попробуйте-ка вы рассказать о своей жалости родителям Маши Карпенко… Да молчите вы, догадываюсь, что вы им пенсию назначите. Но жизнь их дочери не вернете. Поосторожнее с марионетками, уважаемый Карабас-Барабас!

Голембо думал, что уже не удивится никаким словам этой загадочной женщины. Но не только удивился, а и почувствовал себя неловко. В очередной раз.

– Да-да, поосторожнее. А не то найдется на вас когда-нибудь свой Буратино. Разница между тем, чего человек хочет, и что на самом деле может, – это трагедия. Он считает, будто имеет право на что-то, и добивается, сметая все на своем пути… Но часто из этого получаются именно трагедии, потому что в действительности никакого права на то, чего добивался, он не имеет.