– Если ты мне ни в чем не веришь, госпожа Даная, то поверь одному: я никогда не стал бы навязывать свою благосклонность ни одной женщине. – Он коснулся одной из золотых бусинок, вплетенных в ее волосы. – Я предпочитаю, чтобы мои женщины желали меня.

Его рука спустилась к ее щеке, затем к шее, и он ощутил под пальцами лихорадочное биение ее пульса возле горла. Он медленно склонился к ней, так что губы его оказались всего в нескольких дюймах от ее лица, и прошептал:

– Я однажды уже вкусил нектар этих губ и испытываю сильное искушение выяснить, так ли они сладки, как мне помнится.

Губы Данаи приоткрылись, и девушка подалась к нему, словно какая-то невидимая сила руководила ее движениями. Ей страстно хотелось ощутить прикосновение его губ к своим.

– Однако, – сказал Рамтат, отстраняясь и убирая руку, – придется это отложить до лучших времен.

В смятении из-за того, что так легко поддалась воздействию его прикосновения, Даная гордо вздернула подбородок.

– Не сомневаюсь, что ты не испытываешь недостатка в жаждущих твоей благосклонности женщинах. Я скорее склонна поверить, что тебе приходится держать стражу, чтобы сдерживать женщин, стремящихся попасть в твою кровать.

Рамтат едва сдержал улыбку, услышав неожиданный комплимент, который она, сама того не желая, высказала ему. Чем больше времени проводил он с этой девушкой, тем больше она восхищала и очаровывала его. Даная не понимала, насколько она соблазнительна и как одним лишь наклоном своей головы может заставить его кровь закипеть в жилах. Внезапно он сощурил глаза.

– А как насчет тебя? Мне пришлось скрестить мечи с твоим стражником на борту «Синего скарабея», а потом снова у ворот дома, где ты остановилась в Александрии. Он всех поклонников старался не допускать к тебе?

Даная вскрикнула, охваченная дурными предчувствиями, вспомнив лязг мечей, раздавшийся у ворот, когда она убегала из дома.

– Ты ведь не ранил Фараджи, скажи мне? Он еще жив?

– Он жив. Не важно, какого ты обо мне мнения, но я никогда бы не допустил, чтобы такой преданный слуга был ранен. – Рамтат взглянул в ее встревоженные глаза. – К несчастью, я его слегка задел, но он уверял, что это всего лишь царапина. Твой человек яростно сражался за тебя.

Она опустилась на кушетку и снизу вверх посмотрела на него.

– Что будет с моими людьми в Александрии?

– Они будут жить как жили и ждать твоего возвращения.

Даная печально опустила голову.

– Ты говорил мне о долге. Я тоже имею обязательства перед своими людьми. Многие беспокоятся обо мне. Могу я послать им весточку, что со мной все в порядке, чтобы успокоить их?

Рамтат нахмурился и отвел от нее взгляд.

– Это было бы неразумно. Но можешь не беспокоиться за свое благополучие. Когда я сочту это безопасным, то отправлю тебя домой, в Александрию.

– И когда же это будет? – Она посмотрела на него с вызовом.

– Когда-нибудь, рано или поздно.

Когда он взглянул ей в глаза, она вновь ощутила притягательное воздействие его обаяния. Этот человек обладал необычайной силой притяжения, он словно распространял ее вокруг себя. Даная внезапно почувствовала настойчивое желание коснуться его лица, разгладить суровые морщинки, веером расходящиеся от его сверкающих глаз. Он сильно устал, она это чувствовала. Мысленно одернув себя, девушка отвернулась, чтобы не поддаться этому побуждению и не испытывать потом стыда.

– Глаза твои словно изумруды, а кожа подобна белым лепесткам цветов лотоса.

От этого комплимента ее бросило в жар, но когда она обернулась, то увидела, что Рамтат покинул ее часть шатра и скрылся за ковром, отгораживавшим дальнее помещение, снова оставив ее в одиночестве.

Тоска и отчаяние охватили Данаю. С чувством беспомощности и безысходности она подкралась к выходу из шатра, но сразу же отступила назад, увидев двух мужчин, стоявших на страже, загораживая выход.

Она почувствовала разочарование.

И страх.

Отец любил и оберегал ее. Но теперь он покинул ее, и она осталась одна. Казалось, что, куда бы она ни направилась, ее везде подстерегала опасность.

Пройдя по ковру, девушка отдернула сетчатую занавеску и опустилась на мягкую кровать. Кем был этот мужчина, взявший ее в плен? Владыкой Рамтатом, шейхом Эль-Бадари или шпионом Цезаря?

Но больше всего пугало Данаю то, что ее влекло к нему во всех его трех обличьях. С опаской поглядывая на ковер, отделявший ее от Рамтата, она гадала, спит ли он один, или какая-то женщина делит с ним постель. Может, одна из тех женщин, что прислуживали ей, – они все были достаточно красивы, чтобы быть его женами. Мысль о том, что он держит в объятиях женщину всего в нескольких шагах от нее, приводила ее в отчаяние – просто разрывала ей сердце.

Вот в чем таилась для нее настоящая опасность!

Теодот слез с повозки и сдернул покрывало с клетки Джабата. Лошади, почуяв опасность, заржали и стали рваться из упряжи, когда он отодвинул задвижку и выпустил огромную кошку. Вывезти зверя из дворца не составило труда, потому что последнее время все помыслы Птолемея были сосредоточены на войне. Можно не сомневаться в том, что царь проведет весь день и даже часть ночи в обществе своих генералов.

Учитель наконец-то завоевал доверие гепарда и приучил его к сырому мясу. Он смеялся про себя, когда вспоминал, как царь жаловался, что его гепард отказывается от пищи и он опасается, что кошка может заболеть и даже умереть. Теодот досыта кормил зверя сырым мясом, поэтому вполне понятно, что тот отказывался от вареного, которое предлагал ему царь.

Теодот потянулся к лежавшему на краю повозки мешку, в котором он прятал пронзительно кричавшего гуся, которого ему удалось стянуть на царской кухне.

– Отведи коней на вершину холма и жди, пока я тебя позову, – сказал он своему рабу Нуту, со страхом смотревшему на огромную кошку.

Джабат беспокойно бил хвостом, выжидающе поглядывая на Теодота.

– Нет, нет, мой красавец, у меня нет для тебя сырого мяса, ты должен добыть его сам.

Теодот достал гуся из мешка, схватив за длинную шею, чтобы не дать ему убежать.

– Вот твоя добыча, – сказал он, протягивая птицу кошке.

Джабат только моргнул и уставился на бившего крыльями гуся.

День был знойный; Теодот изнывал от жары и тосковал по прохладным садам дворца.

– Ты должен убить птицу, если хочешь есть! – воскликнул он, теряя терпение.

Однако Джабат не проявлял интереса к живой птице.

Внезапно Теодот понял, в чем дело: зверь не чуял крови. Он не имел представления об охоте и убийстве.

С ожесточением учитель схватил кинжал и перерезал гусю горло. Когда тот забился в агонии, разбрызгивая кругом кровь, Джабат насторожился. С быстротой, удивившей Теодота, гепард бросился на гуся и впился в него крепкими зубами.