— Командир…

Чего же он пристал ко мне? И вообще, кто это? Лохматые черные волосы, впрочем, видны попытки их причесать… Небольшие усики, темная курчавая бородка… И горящие глаза. На месте нависшего надо мной лица вдруг оказалось другое — аккуратно причесанные волосы, гладкий подбородок… «Хватит драпать! — послышалось мне. — Мы на своей земле…» Селиванов?!!

— Это я — Сергей. Командир, ты меня узнаешь?

— Се… Селиванов? — простонал я. — Какого черта ты здесь делаешь?

Окончательно придя в себя, я попытался приподняться. Меня бережно подняли и, поддерживая под руки, усадили на лавку. Я затряс головой. Кто же это меня так приложил? В комнате, кроме меня и Селиванова, оказалось пять человек, среди которых я нашел еще двоих знакомцев. Вот сидит Курдаков, с ним мы лежали под танком и наблюдали за мостом, который нам предстояло вскоре взорвать. А вон тот, длинный, в углу — один из бойцов, ушедших с группой Селиванова к мосту возле Тучина. Как его звали? Карелин вроде… Точно, Афоня Карелин! Остальных вроде бы не знаю. Кроме старика…

— Ты что ж это, сука, творишь? — Я, заскрипев зубами, впился взглядом в хозяина хутора, который и приголубил меня по голове. А кто, кроме него, еще мог меня ударить?

— Извиняй, хлопец. — Старик виновато улыбнулся и развел руками. — Хто ж знал-то…

Очень хотелось ответить старику на любезность. Желательно — чем-то тяжелым в голову. Но вставать я не рисковал. Перед глазами еще все плыло. Я снова переключился на Селиванова.

— Ты почему не ушел к Сарнам?

— Это у Митрофаныча спрашивай, — сразу помрачнел Селиванов. — Я…

— Митрофаныч? — резко перебил я. — Он жив?

— Жив, — кивнул Серега. — И Денисенко, и Буцко, и Аредин, и Зелянин…

Денисенко и Буцко? Первый вроде бы ушел с Селивановым к Тучину. А Буцко я отправил к Дроздову. С остальными знаком был только шапочно, но все они входили в нашу группу. Ту самую, которая под началом Митрофаныча отправилась уничтожить мосты через Горынь.

Селиванов закончил перечислять выживших.

— Всего пятнадцать человек выжило, — подытожил он. — А ты как здесь оказался? Мы думали, что ты погиб…

— Эй, на хуторе! — крик снаружи не дал Сергею договорить. — Вы окружены! Выходь по одному!

Тут же тесная комната погрузилась в хаос. Бойцы, кто отставил карабины в сторону, похватали оружие и заметались. Один, которого я не знал, подбежал к окну и принялся осторожно выглядывать наружу. Курдаков перевернул стол и, спрятавшись за столешницей, нацелил на дверь ствол карабина.

— Выходь, говорю, а не то хату подпалим! — продолжали разоряться за дверью.

Я пару мгновений понаблюдал за метушней и с усилием поднялся.

— Отставить! — Я хлопнул Селиванова по плечу и направился к двери.

Снаружи уже начинало темнеть. В помещении благодаря мутному, практически непрозрачному окну сумерки были практически незаметны — в этом доме, независимо от времени, темнота царила постоянно. Но, когда я вышел наружу, это сразу бросилось в глаза. Сколько же я провалялся без сознания? Не меньше часов четырех. Хорошо меня старик, сволочь, приголубил…

— Ян, — крикнул я, — выходи! Все в порядке!

Слева уловил какой-то шорох. Повернул голову — из-за угла показалось настороженное лицо Казика.

— Ян! — повторил я. — Говорю — все нормально!

Наконец я разглядел и Яна. Тот вышел из-за дерева.

— Ты как, командир? — Оружие Ян, несмотря на мои заверения, что все хорошо, не опустил. — Шо то за люди?

— Свои! — Я приглашающе махнул рукой и вернулся в дом.

Внутри суматоха уже утихла. Партизаны заняли места для боя — двое за перевернутым столом, по одному с каждой стороны двери, один под окном…

— Расслабьтесь. — Под молчаливыми взглядами бойцов я прошел к лавке и сел. — Это мои ребята. Выручать меня пришли.

В этот момент в дверях появилась голова Яна. Он вначале оглядел помещение, а уже потом, увидев, что я спокойно сижу себе на лавке и не подаю никаких знаков об опасности, зашел в дом. За ним чуть погодя вошли Славко, Казик и Генрих. В доме сразу же стало тесно. На одиннадцать человек помещение явно не было рассчитано.

— Алика с Антоном оставили? — спросил я у Яна.

— Ага, — кивнул тот, озираясь по сторонам. Хорошо, хоть не бросили раненого. А то примчались бы мне на помощь всей толпой… Молодец, Ян. Подумал об Антоне.

— Знакомьтесь. — Я представил Селиванову своих бойцов, потом своих тем, кого знал сам. Остальных представил, заодно и мне, Сережа.

— Ты, командир, как до хаты зашел, — рассказывал Ян, — так я продолжал наблюдать. А тебя нет и нет. Собирался уже за тобой идти, а тут эти появились…

Все ясно. Ян, не дождавшись, пока я выйду, уже собирался идти меня выручать, но тут появился Селиванов со своими бойцами. Оценив силы, Ян пришел к вполне естественному выводу, что один с пятерыми он не справится. Со всей возможной скоростью он кинулся обратно в лагерь и поднял там тревогу. В итоге, оставив Алика охранять лежачего Антона, весь отряд бросился спасать своего командира. Молодцы ребята!

— Спасибо, Ян, — поблагодарил я. — Все сделал правильно. Серега, вы далеко остановились?

— Часа два идти, — ответил Селиванов.

— Ну, тогда мы перебираемся к вам. Выдели пару бойцов. У нас там раненый лежит. Пусть помогут сюда его перенести.

За Антоном я послал Казика, который должен был отвести двух бойцов в наш лагерь. Когда они ушли, я снова вернулся к прерванному разговору.

— Рассказывай, почему нарушили приказ? Почему не ушли к Сарнам?

История Сергея была очень похожа на нашу. Его группа выполнила свою задачу на «отлично» — мост у Тучина никем не охранялся и был заминирован тихо, без шума. Немцы засуетились, только когда прогремел взрыв. Но было уже поздно. Селиванов, сделав свое дело, был уже далеко. Без происшествий он со своей группой дошел до назначенной точки сбора и принялся дожидаться остальных. Вскоре к ним присоединилась группа Буцко, у которой все прошло не так гладко. Мост они уничтожили, но при отходе был ранен второй подрывник этой группы — Шелест. Вроде бы пустячная рана оказалась фатальной для подрывника — через пару дней она загноилась, и, промучившись почти две недели, Шелест умер. Но вернемся немного назад. Бойцы прождали на мельнице дольше назначенного срока. Селиванов все порывался выполнить приказ и, после того как оговоренная неделя прошла, начал было собираться в поход к Сарнам, но против этого вдруг выступил Буцко. Он вначале предлагал, а потом — требовал оставаться на месте еще какое-то время. Насколько я понял, Буцко, кроме того, что надеялся на возвращение основного отряда, еще и ни в какую не хотел бросать своего раненого товарища. И оставлять его на попечении местных на каком-то хуторе, как предлагал Селиванов, тоже не соглашался. В итоге Селиванов подчистую разругался с Буцко. По некоторым моментам рассказа я понял, что он чуть ли не обвинил (о чем сейчас искренне сожалел) Буцко в измене. Однако, как оказалось, тот был не одинок в своем желании задержаться на мельнице. Бросать раненого товарища претило всем остальным бойцам. Пришлось оставаться и Селиванову — даже он понимал, что преодолеть такой путь в одиночку ему будет не по силам. А через два дня вернулись остатки группы Митрофаныча. Из тридцати двух человек, которые дошли до Гощи, к точке сбора вышло всего восемь. И как вышло! Выжившие мало чем отличались от тех, кто навсегда остался у того злополучного моста. Каждый из восьмерых был в той или иной степени ранен, а идти самостоятельно могли лишь пятеро. В числе тех, кого принесли на руках, был и наш командир. Как признался Сергей, поначалу они даже думали, что Митрофаныч не выживет. Однако организм старика оказался на удивление крепок — Митрофаныч продолжал цепляться за жизнь.