Впрочем, большинство корейцев никогда не пробовали собачатины, поскольку это блюдо назначается по медицинским показаниям (чтобы повысить потенцию мужчины или бороться с последствиями летней жары).

Кендра расстраивается еще больше, прочитав следующий абзац:

Обычно собак до смерти забивают дубинками, чтобы мясо стало нежным. Некоторые торговцы утверждают, что собака испытывает мучительную боль; это нужно, чтобы повысить уровень адреналина, делающий мясо более ценным средством повышения мужской потенции.

Итак, если вы приехали в Корею с собакой, советуем запереть ее в номере и не выпускать оттуда, иначе ее могут украсть, поскольку собачатина стоит очень дорого.

Кендра выводит кое-что на печать и выходит на улицу. Она идет вперед, минуя одну синюю полицейскую машину, потом другую; вскоре они попадаются все чаще и чаще, наполняя соседние улицы, словно фишки казино, и, наконец, скапливаются на парковке в торце здания, которое нагло располагается прямо на углу квартала. На нем висит табличка: «Полицейское управление города Чикаго».

Дежурный жует сандвич и пьет кофе из стакана с логотипом популярной кофейни. Кендра входит в помещение, ее рас-пущенные волосы свободно развеваются, и коп облизывает губы:

– Да, мисс, слушаю вас? – раболепно говорит он, запуская глаза в вырез блузки.

– У меня пропала собака.

– Какая жалость. Ну, сначала нужно заполнить заявление и указать кое-какие детали.

Он широко улыбается, доставая формуляр из одного из многочисленных ящиков шкафа.

– Это ни к чему. Я знаю, где собака. У моего соседа, – выпаливает она. – У повара. Он постоянно что-то готовит!

Полицейский тихонько посмеивается.

– Ну, повара все такие.

– Да нет же, – раздраженно замечает Кендра, – вы не понимаете, он – кореец!

Дежурный внимательно смотрит на нее.

– А какое отношение это имеет к вашей собаке?

– Повар – кореец! Эй, вы что?

Ее глаза становятся похожими на бильярдные шары. Полицейский смеется ей в лицо; капельки слюны попадают на Кендру, и она их вытирает. Коп с глуповатым видом смотрит на нее, словно пытается неловко извиниться, затем берет себя в руки и говорит напыщенно и официально:

– Мы не имеем права оскорблять корейцев, проживающих в нашем городе, из-за того, что у кого-то пропала собака.

– А надо бы! – говорит Кендра, бросая на стойку распечатанные тексты из Интернета. – Потому что всем известно, что в Корее едят собак и кошек!

– Мы не в Корее, мисс. Здесь корейцы этого не делают.

– С чего вы взяли, черт побери?

– У нас разные обычаи. Очевидно, они их уважают. Ну, например, люди в Индии не верят, что где-то едят коров. Индийцы приходят в ужас, услышав о том, как поступают с ними в США. Но они знают, что у нас разные культуры, и мирятся с этим. И корейцы тоже понимают, что в Америке им нельзя есть собак. По-моему, вполне разумно, вам не кажется?

– Нет, не кажется! Отношения между домашними любимцами или даже рабочим скотом и владельцем по своей природе отличаются от отношений между людьми и животными, которых выращивают, чтобы потом съесть! Разве вы не понимаете? – кричит Кендра, не веря, что полицейский пытается оправдать такой подход.

Он не собирается сдаваться.

– Сложный вопрос. Думаю, они считают, что на некоторых животных мы охотимся, с другими сражаемся, а третьих употребляем в пищу. Кроме того, домашних любимцев не едят даже в Корее.

– Вы ни черта не понимаете! – воет Кендра. – Я специально узнавала! – Она показывает на бумаги. – Мясо собак очень дорогое, и корейцы, которые живут в деревне, сами их выращивают и забивают. Или крадут. Я уверена, что повар убил Тото. Я просто уверена, мать вашу!

– А какой породы собака?

– Папильон.

– Понятно. Вы, пожалуйста, не обижайтесь, мисс, но из мяса папильона банкет не устроишь. Я не думаю, что из такой маленькой собачки можно приготовить хотя бы одну приличную порцию рагу, – улыбается коп.

– Я хочу, чтобы мне его вернули! Вы поможете найти собаку, в конце концов?

– Вижу, мисс, вы сильно расстроены. – Голос полицейского суровеет. – Может, сходите домой и проверите, не вернулся ли ваш проказник? А мы вам позвоним, если у нас появятся хорошие новости.

– Спасибо, – горько усмехается Кендра, – большое спасибо за помошь.

Оказавшись на ступеньках полицейского управления, она бесится от сознания своей беспомощности. Ничего не остается, как вернуться домой. Она тихонько крадется по лестнице и замирает, прислушиваясь, у двери повара. Ни звука. Кендра спускается вниз. В квартире такой бардак, что Кендра еще больше падает духом. В корзине огромная куча грязного белья, но Кендра не в том настроении, чтобы идти в подвал.

Она решает сходить в клинику к Стефани, ведь та скоро заканчивает работу. Стеф много знает о животных и их повадках. Может, она вычислит, что было на уме у Тото и куда он запропастился? Если только не побежал вверх по лестнице, чтобы оказаться в кастрюле у повара. Кендра направляется в офис на Кларк-стрит.

– Мисс Харбисон только что закончила консультацию, – сообщает немолодая секретарша.

Кендра входит в кабинет Стефани. Подруга курит у окна, пуская дым на улицу.

– Ох уж эти люди, – фыркает она, глядя на оживленное уличное движение, – никак поймут, что они не клиенты, а просто спонсоры. Мой клиент – Виктор.

– А кто это… Виктор?

– Нидерландский карликовый кролик с расстройством пищевого поведения. Меня так и подмывает сказать этой тупой суке, его хозяйке: «А вы давно смотрели на себя в зеркало? Вам не приходило в голову, что бедный Виктор всего-навсего подражает вам?» – раздраженно рявкает Стефани и тут как будто впервые замечает, что Кендра у нее в кабинете. – Ты чем-то расстроена, милая? Что случилось? – От беспокойства черты ее лица заостряются. – Слушай, ты зачем приехала?

– Тото пропал! Повар… сверху, ну, тот парень из ресторана, он убил Тото. Он кореец. А они едят собак!

– Ты что, серьезно? – спрашивает Стефани, после чего ее лицо приобретает серьезное выражение, которое про себя она называет «клиническим и диагностическим». Брови почти сходятся на переносице. – Слушай, Кении, Тото был… – Она тут же исправляется: – Тото хороший песик, но давай смотреть правде в глаза: у него есть кое-какие проблемы.

У Кендры закололо в груди: неужели она плохо выполняла родительский долг?

– Ты считаешь, мне следовало показать его доктору Старку?

Стефани выбрасывает сигарету в окно, садится и кладет ногу на ногу. Она рассматривает колготки в сеточку, любуясь «пружинящей сексуальностью», которую, по ее мнению, ей придают эти колготки. Да, это колготки, а не чулки, но мужикам-то откуда знать? Их влечет соблазнительная порочность, как, например, вчера вечером. Случайная встреча на пути домой, приглашение на коктейль, когда все остальные уже отправились по домам. Она смотрит на Кендру, которая ушла очень рано, и внутри булькает нечто похожее на чувство вины. Стефани опять напускает на себя Важность.