Нет, все же придется спешить на совет, что устраивал герцог, а значит, идти нужно в другую сторону. Мысль о предстоящем совете вызывала раздражение, поэтому Плахт снова напустился на Несвая, хотя тот был ни в чем не виноват:

— А остальные роллы, армейские, наверное, вокруг герцогских палаток расположились?

— А где же им еще быть-то, господин? — удивился денщик. — Вестимо, там и обретаются, только ближе к лесу.

— Ладно, пошли, — приказал командующий всей армии Плахт по прозвищу Суровый и уже решительно, не оборачиваясь и не глядя по сторонам, зашагал вверх по течению реки, к палаткам, над которыми на высоких шестах на ветру весело трепыхались разнообразные флажки и вымпелы высокородного начальства, командиров, раздери их поперек и вдоль Нечистый.

Герцогский отрядец, впрочем, стоял отдельно от прочих роллов, даже от реки словно бы отгородился невысоким холмом. А может, герцог опасался, что дикие его свиномордые сородичи могут ударить из того леска, что находился на другом берегу, и он окажется на самом острие удара… Хотя такого быть не могло, разъезды кентавров были разосланы чуть не по всей округе, считай, не менее чем лиг на пять, а местами, в сторону этого лесного города Колышны, и еще дальше. Не мог никакой существенный отряд проскользнуть мимо них и не мог оказаться так близко, чтобы атаковать основной лагерь. Но этого герцогу было уже никак не объяснить.

Суровый еще разок посмотрел, как расположились высокородные, и неспешно прошел выставленные посты кентавров пополам с цивилизованными роллами к вагенбургу, составленному из обозов начальства. Разумеется, его пропустили. Плахта не просто хорошо знали, но и почитали на солдатский манер… Да и наказать он мог, если бы захотел, пожалуй, любого из этих, кто вокруг герцога крутится, включая офицеров. Но вот на Несвая какая-то молоденькая кентавриха, с копьями в обеих руках и с отличным доспехом от груди до мощного и холеного лошадиного тела, все же накинулась. Попросту выставила копья и свела брови в единую линию, как в бою.

— Этот — со мной, — кинул ей Плахт.

Кентавриха уступила не сразу, рассмотрела Несвая пристальным и жестким взглядом своих темных глаз и лишь потом нехотя отошла, позволяя денщику командующего пройти. Несвай поспешил за Плахтом, поневоле оглядываясь на чрезмерно решительную кобылу.

— Не могу я к ним привыкнуть, господин, уж очень здоровые…

— Ты бы их в бою увидел, — отозвался Плахт через плечо, — ночей бы не спал от ужаса.

Перед самой палаткой герцога — превосходной, шатровой, в которой, вероятно, не два и даже не три отделения имелись, — Плахта все же остановил Постук. Как его дальше звали, сам Суровый не знал. Называл его всегда Постуком, кентавром, на котором герцог еще в бытность наследником разъезжал. Сейчас-то, заняв трон отца, он Постука использовал скорее как слугу и советника, ходили слухи, что парень этот уж очень умным оказался для кентавра, заметно расчетливее и красноречивее иных роллов.

— Герцог звал тебя к заходу, командующий, — низким, намеренно медлительным тоном, чтобы было понятнее, проговорил Постук. — А ты опоздал.

— Не слишком много времени прошло с захода, господин Постук, — чуть заметно поклонился Плахт — все же полагалось быть вежливым на всякий случай, могло пригодиться. — К тому же дела задержали, необходимость принимать офицеров…

И зачем эта ложь, тут же подумал Плахт, ведь наверняка они знают, кто к нему в палатку приходит, кто и что именно докладывает, но допустить, чтобы какой-то Постук, подседельный некогда кентавр, ставил ему на вид — такого тоже делать было нельзя.

— Ладно, проходи, командующий, герцог сам тебе выговорит, если захочет, за то, что ты не поторопился на его вызов. — Постук пропустил Плахта и Несвая, а затем, чуть пригнув голову, и сам вошел.

Внутри, по всему было видно, готовился не армейский совет, а почти обыденная развеселая гулянка с выпивкой, в которой уже многие из офицеров приняли куда как заметное участие. Но герцог Сурового увидел, махнул рукой, подзывая.

— А-ага, Плахт, прибыл, командующий… Мы вот тебя заждались. И ведь не начинали без тебя, все думали — кто же будет докладывать, если тебя нет?

— Господин герцог Дрон Дего ди Калуж, господин мой, приветствую тебя, как всегда, с искренней почтительностью и всеполной преданностью. — Плахт склонился в поклоне, уже строго адресованном герцогу.

А сам герцог был уже пьянее, чем хотелось бы. Но делать нечего, пришлось и раскланиваться, и косить глазами на тех, кто тут еще около герцога толпился. На своих офицеров Плахт внимания почти не обратил, так — лишь отметил, потому что знать это все же следовало. А вот на господина интендант-маршала Белама ди Ара и на господина главного советника Констана Порога внимание обратить пришлось, тем более что хоть и не весьма охотно, но они тоже поклонились. Хоть и наморщили свои поросячьи рожи в странной смеси дружеской улыбки и заметного неудовольствия тем, что у них в армии некто из такой вот малозначительной расы занимает столь серьезное положение.

Спор о старшинстве рас считался у них, у роллов, едва ли не главным философским вопросом современности. Необходимость его решения не раз и не два подчеркивалась еще и старым герцогом, а новый так вообще полагал за главное условие его господства на всех окрестных землях. Впрочем, споры эти происходили, главным образом, внутри сообщества роллов, ни лесные эльфы, некогда тут обитавшие, ни лесные, редчайшие по нынешним временам карлики—в них не вдавались. Потому что переспорить роллов с их убежденностью в старшинстве, во многом куда как сомнительном согласно древним рукописям, — а следовательно, в необходимости признавать их господство по праву большей близости к Богам, еще никому не удалось и, наверное, не получится никогда.

Тем более, что армию они создали действенную, не без его, кстати, Плахта, участия.

— Господа офицеры, — веско уронил маршал-интендант, широким жестом приглашая всех присутствующих к столу, на котором уже были разложены в несколько слоев карты окрестных мест.

Офицеры, кто поопытнее, тут же отставили свои кубки, стаканы, бокальчики и подошли к столу. А вот те, кто был помельче и чинами, и опытом, не скрывая некоего разочарования, собираться не спешили, как не спешили и стаканы свои отставить, справедливо рассудив, что за спинами более старших офицеров их руки будут не видны герцогу. А прихлебывать винцо, тем более такое славное, привезенное герцогом, можно было не шумно, а потихоньку, не булькая, не глотая с таким звоном, что у иных благородный напиток в глотке отзывался, будто они бубенцы проглатывали.

— Слушаем тебя, Плахт, — коротко, но значительно приказал главный советник, и Суровый склонился над картами.

Перевернул одну, как обычно, чтобы север был вверху, а нижняя кромка обозначала юг, откуда они наступали. И герцогу так было удобнее. Плахт все же сомневался, что герцог умеет читать карты, если они лежат неправильно.

— Вот здесь, господин, — он коротко взглянул на герцога, не выпускающего свой стакан из рук, короткопалых, изнеженных, поросших рыжим волосом, и лишь затем оглядев остальных, — и господа, находится противник.