Когда над землёй засияла серебряная ладья Макоши, идти стало легче. Время от времени из травы и кустов выскакивали потревоженные степные обитатели да со свистом взмывали ночные птицы. Будто вторя им, между собой перекликались дозорные. А дружина всё текла к заходу, сверяя свой путь по ярким звёздам.

– А помнишь, брат Притыка, – окликнул друга Горицвет, – как мы измотались в своём первом походе, помесили грязь пару дождливых дней, а потом так мертвецки засыпали на ходу, что вываливались из сёдел и плюхались прямо в грязь?

– Теперь не попадаем, – засмеялся розовощёкий крепыш Притыка, – в седле дремать – привычное дело!

Они вновь помолчали. Обычно неунывающему Горицвету сегодня грустилось: он вспоминал друзей, которых потерял за время походов, из темноты сами собой выплывали их лица, слышались голоса. Потом возникли образы жены и детей. «Как ты там без меня, милая Болесюшка? Как дочка наша Славуня и меньшой Воислав?»

Мерно идёт верный конь, покачивая на спине уставшего всадника, образы становятся всё причудливее, и навевается, будто лёгкий туман, чуткий сон.

А когда рассвело, русы опять увидели у себя на задах тучу пыли.

– Как? Неужто хазары? Откуда они взялись? – недоумевали дружинники.

Дозорные подтвердили, что хазары пришли с полудня и хотели перерезать путь русскому войску, да малость опоздали.

Только теперь все поняли, какой опасности они избежали благодаря воинской далекоглядности старого воеводы и, буквально как в игольное ушко, проскочили мимо уготованной им западни.

Раздосадованные хазары повернули, на сей раз к полуночи.

– Видно, опять хотят обойти нас, уже с другой стороны, – догадался Путята.

И вновь русская дружина шла без отдыха. Только раз, когда на пути встретилась малая речка, воевода позволил остановиться на час, напоить-накормить лошадей и вздремнуть всадникам.

Ровно через час они опять взметнулись в сёдла и шли до вечера. На закате новая река преградила им путь. Свенельд кликнул Притыку.

– Войдёшь со своей тьмой в воду, – велел он, – и два часа будешь идти по дну на полночь. Потом выйдешь, оставишь на берегу много следов, затем незаметно сделаешь крюк перелесками и воротишься назад. Знаешь Чёрный ельник? Встретимся там!

Когда Притыкина тьма ушла, Свенельд распорядился основной коннице также войти в воду и два часа вёл её к полудню, пока река, сделав изгиб, не ушла в сторону, неся на своих тёмных волнах непотревоженные звёзды дальше по течению.

Выйдя на берег, в свете луны дружинники увидели широкую серую полосу, уходящую на заход.

– Киевский шлях! – догадался кто-то. – Прямая дорога домой!

Но Свенельд велел идти дальше к полудню, и дружина поскакала в ночи, куда он указал, потом перешла на шаг и шла так до середины ночи, пока не достигла Чёрного ельника – условленного места встречи. Свенельд разрешил укрыться в нём и спать до утра.

Утром вернулся Притыка со своей тьмой и сказал, что хазар нигде не встретил, хотя ночью не больно-то далеко видно.

Из Чёрного ельника воевода велел не спеша идти к полуночному восходу. Ещё день и ночь шли русы, а на следующий день поутру увидели, как вдалеке растекаются сизые дымы.

– Никак, пожар где? – спросил Путята.

– Нет, – отвечал Свенельд, – дымы густые, сигнальные – верный знак, что враг близко. Укроемся пока вон в том лесу да поглядим, что и как. В лесу не шуметь, огня не зажигать, потихоньку поить-кормить коней, отдыхать самим и ждать наказа!

Так дружина простояла день и впервые спокойно проспала ночь.

Когда там, у курганов, дозорные донесли, что видят войско урусов, Уйзен ничего не ответил, только сердце его забилось чаще и он крепче огрел коня узорчатой дорогой камчой.

Через некоторое время зоркими очами степняка он и сам уже различил стоящую вдали дружину урусов. Расстояние между ними быстро сокращалось, – значит, скоро начнётся смертельная схватка и, возможно, к вечеру всё решится. До сих пор в ушах звучали слова отца – мудрого Великого Кагана: «Мне не нужна ни твоя смерть, ни даже твоя победа, мне нужна голова Сффентослафа!»

Уйзен даже различил две крохотные фигурки на самом высоком кургане, одна, кажется, на белом коне. «Это он! – догадался Уйзен. – Единственный из всех, кто мне нужен!»

Ещё немного – и пора выстраиваться в боевой порядок: разводить Крылья, выдвигать Сердце… Урусы, похоже, уже делают это – над их конницей поднялась туча пыли, а фигурки с кургана исчезли.

Уйзен поднял руку, призывая старшего темника, но тот подскочил к нему с неожиданным сообщением:

– Великий шад, они уходят!

Уйзен опустил руку, злорадно ухмыльнулся:

– Значит, и ты можешь быть трусливым шакалом, урусский князь!

Но иная пришедшая в голову мысль сразу изменила настроение: вдруг это коварная уловка и противник хочет заманить его в западню?

– Прикажешь догнать их, Уйзен-шад? – склоняя в знак почтения голову и прижимая к груди камчу, спросил Ходжар-тархан, который был назначен в этом походе Старшим темником и потому вовсю старался доказать сыну Великого Кагана свою верность и преданность, к тому же у него были личные счёты к Святославу. Когда Ходжар-тархан поднял глаза, Уйзен увидел в них горячий блеск охотничьего азарта, с каким пускаются в погоню за сильным и опасным зверем, и оттого преследование становится ещё заманчивее.

– Нет! – оборвал его Уйзен. – Пока идти прежним ходом, не настигая, но и не упуская из виду!

Сын Кагана уже решил, что действовать нужно только с холодным расчётом и наверняка.

– Усилить дозоры! Проверять каждый лес, овраги и рощи, прежде чем пройдём мимо! – велел он.

Так двигались полудня. Урусская конница шла мерно, крупной рысью, ни в одном из лесков засад не было. «Значит, не заманивают, а на самом деле уходят, – решил Уйзен. – Но даже если мы сейчас настигнем урусов и начнётся сеча, в бой вступят их замыкающие полки, а Святослав с основным войском уйдёт восвояси. Нет, я не должен, подобно псу, хватать за пятки уходящего Святослава, а обойти его, перенять и отрезать путь к Киеву. И только тогда напасть и отгрызть голову. Пришёл черёд моим воинам доказать степную выносливость и преимущество хазарских коней над греческими!» – решил воевода.

Кликнув темников, Уйзен коротко изложил им свой план.

Ходжар-тархан восхищённо цокнул языком:

– Не беспокойся, великий шад, наши воины рождаются в сёдлах, ни в каких других землях нет лучших наездников! Мы перехватим урусов, и ни один не уйдёт сквозь наши заслоны! Хоп! – огрел он камчой своего скакуна.

Короткий приказ – и конная лавина, повинуясь ему, ускоренным шагом пошла на полдень и вскоре скрылась из глаз урусов. Затем повернула и во весь опор понеслась к заходу солнца. Птицами полетели, распластавшись над степными ковылями, крепконогие и выносливые хазарские кони, густая пыль заклубилась им вослед, – то сама Святославова смерть полетела наперегонки с его жизнью, и кто кого обскачет – неведомо…