Помимо этого Джереми принялся приводить себя в форму, занявшись физическими упражнениями, пока что всё ещё напоминающими, скорее, разминку для людей возрастом лет за восемьдесят: раны заживали, но всё ещё давали о себе знать, хоть теперь Джереми вполне мог дойти до кухни без трости, лишь слегка прихрамывая. Раз в два дня повязки меняла его мама, проходившая ещё в студенческие годы какие-то курсы наподобие сестёр милосердия в одном из храмов её родного города, в котором Джереми никогда не был. Никогда не понимавший столь сильного увлечения матери церковью и верой Джереми не смог не согласиться с отцом, во время одной из перевязок в шутку заметившим о том, что «и от религии бывает польза нам, простым смертным». Шая же лишь кротко улыбнулась, как она всегда делала, независимо от того, согласна ли она была с мнением мужа или нет.

И, наконец, немало времени Джереми провёл, созваниваясь с Анной, у которой в последние дни каждый раз просила дать ей трубку Элиза, чтобы поговорить с дядей Джереми, как девочка, уже почти совсем без присущего ей раньше при общении с Джереми стеснения, теперь его называла.

Выглянув в окно в районе двенадцати часов, и обнаружив, как раз, столь рекордно-мнимальное скопление журналистов, Джереми уверенным шагом, хоть и с тростью в руках, вышел из дома в одной лишь футболке и джинсах – градусник показывал вновь под двадцать пять градусов тепла, а слабые порывы ветра едва колыхали флаг, развивающийся на флагштоке на соседнем участке. Бритчендбарн, как и во все времена, не любил постоянства погоды. Из машин репортёры повыскакивали не сразу, видимо, с пару минут не веря в своё счастье. Сначала из зелёного фургона с пассажирского места вышла женщина лет тридцати со светлыми волосами, убранными в хвостик, и одетая в короткий женский пиджак малинового цвета, розоватую блузку и широкие белые брючки. Ловко балансируя на высоченных каблуках, не слишком типичных для Бритчендбарна, она встала на пути у Джереми, который не стал даже пытаться обогнуть её. Он просто остановился, оперевшись на трость и слегка наклонив голову, с интересом наблюдая за этой женщиной, уже что-то лопочущей в микрофон. Из кабины фургона к ней бежал оператор. Из-за его довольно крупных габаритов, как в районе плеч, так и живота, Джереми лишь понадеялся за блондинку, что они не являются любовниками, с учётом худобы последней, сильно напоминающую начальную стадию анорексии.

– Впервые за столько времени Джереми Уилборн вышел к нам из дома своих родителей. Напомним, мистер Уилборн был пойман в Польше и обвинён в шпионаже. После официального признания его гражданином нашей страны на пресс-конференции премьер министра, а также признании о выполняемых им функций…

К репортёрше уже присоединились и остальные две группы, в одной из которых было аж целых два оператора, а репортёр – мужчина с чрезмерно залаченной причёской, слегка даже оттолкнул свою коллегу, стараясь занять наиболее выгодное расположение перед интервьюируемым. Наведя на Джереми объективы камер и лопоча что-то сильно схожее с вступительным словом блондинки. Также к образовавшейся группе присоединился ещё один человек. С небритой щетиной, одетый в одну простую футболку кислотно-зелёного цвета, с принтом во всю грудь из мультфильма «Рик и Морти», в руках, в отличие от коллег, он держал лишь обыкновенный диктофон.

Джереми, дождавшись, пока все столь важные «гости» соберутся, а также передадут слово ему, что они, наконец, и сделали, вытянув свои записывающие устройства ему под самый нос, наконец, заговорил:

– Хочу официально заявить, что вы все можете отправляться нахрен. Блондиночка прямо передо мной – на мой, но тут только лишь по её желанию, разумеется, мнение её оператора меня не интересует. Остальные простите, но вы вообще не в моём вкусе. Всем хорошего настроения и приближающихся выходных.

После чего Джереми зашагал по тротуару в направлении дома Анны, который находился не менее чем в пятнадцати минутах ходьбы. Учитывая мешавшую трость и, разумеется, хромоту, на самом деле и заставляющую опираться на трость, Джереми планировал преодолеть это расстояние минут за двадцать пять. За которые, как он надеялся, репортёры отстанут от него. Сейчас же они старались следовать за ним попятам, выклянчивая какие-то комментарии и ответы на вопросы, которые Джереми даже не старался расслышать в их сплошной какофонии голосов.

На половине этой «долгой прогулки», почти у центральной площади Бритчендбарна, Джереми осознал, что его план может оказаться не столь успешным, как он планировал. Потому, проходя мимо того самого паба «В Ирландии», в котором он напился до чёртиков при своём возвращении в Бритчендбарн, Джереми зарулил в него, приняв решение всё же не отказать себе в паре стаканов виски и даже, быть может, рюмки водки. Как он и ожидал, преследующую его группу с камерами бармен попросил удалиться из паба. А, вернее, предложил им выбор: удалиться или же лишиться пары камер или даже зубов. Теперь Джереми тихонького потягивал виски из явно не совсем на все сто процентов вымытого стакана в уголке паба, сидя за небольшим, но массивным деревянным столиком и раздумывая, как ему быть дальше.

– Слушай, – Джереми присмотрелся к бейджику на груди худого высокого бармена, которому легко было дать лет сорок или даже пятьдесят. Особенно сбивала налысо побритая голова, как-то не вяжущаяся с короткой козлиной бородкой. – Пит, нет ли у вас тут чёрного выхода?

– Достали эти с камерами? – догадался бармен Пит. Джереми пытался вспомнить, этот ли же бармен подавал ему стакан за стаканом в прошлый его заход в паб «В Ирландии».

– Не то слово.

– Ха. Не волнуйся, своих не бросаем. А эти столичные падлы пусть обратно едут к своим фриками и там суют чем ни попадя кому ни попадя.

С этими словами бармен вышел из-за барной стойки и, бряцнув ключами, в тусклом свете не с первого раза сумел попасть в замочную скважную двери, на которой красовалась табличка «Только для персонала». Пройдя за барменом мимо парочки небольших комнат по изгибающемуся под прямым углом коридору Джереми очутился на улице по другую сторону дома, на первом этаже которого и располагался паб. Отблагодарив своего спасителя десяткой чаевых, Джереми уже собирался двинуться через детскую площадку, к противоположному выходу из двора, как бармен окликнул его.

– Это… Если не сложно, передашь отцу, что это Питер Вройль тебе помог?

– Эм-м… – Джереми удивился. Он бы понял такую просьбу, если бы отец до сих пор оставался мэром Бритчендбарна – в любом городке и месте такие связи полезны. Но теперь… С другой стороны, подумал Джереми, ведь отец и так часто пропадает в мэрии. В один из дней он вообще вернулся домой, когда на часах было давно за полночь, после чего поливал на чём свет стоит главу птицеперерабатывающего предприятия. Видимо, нужные связи остались у него всё равно, за двадцать девять-то лет должности в кресле мэра. В любом случае, если именно это сподвигло бармена помочь, то Джереми не против. Потому, после короткого замешательства Джереми кивнул. – Да, конечно. Без проблем.

– Спасибо большое!

– Да не, тебе спасибо, – парировал Джереми, после чего развернулся и быстрым шагом направился по намеченному за несколько секунд до этого разговора пути. Конечно, хорошо, когда тебе помогают даже незнакомые люди, но вот это подобострастие Джереми неимоверно бесило. Ещё в детстве он не стремился кичиться должностью отца, хоть о ней все и знали – правда это не мешало некоторым одноклассникам издеваться над ним в школьные годы. Джереми вообще не понимал парадокса того, как в двадцать первом веке могло сохраниться всё это преклонение перед кем-то в гражданской сфере. Он прекрасно понимал военных: чётко структурированная организация, где есть определённые роли “командир-подчинённый”, и без них никак нельзя, иначе в критический момент может уйти слишком много времени на оспаривание приказов и вообще колебания. Но в обществе, мнящим себя столько высокоразвитым и цивилизованным… Та же ситуация с его отцом, мэром города. Ведь его избрали, по сути, дали неплохую работу с неплохой зарплатой, которая формируется из тех денег, которые уплачивают в виде налогов те, кто голосовал за него. Так кто должен перед кем раболепствовать? Кто избирает или кого избирают? Разве не должен избранный работать над тем, чтобы его избрали вновь? То есть он зависим, он должен всячески стараться угодить даже противоположным группам людей, искать компромиссы и решения. В конце концов, он же просто-напросто наёмный рабочий, которому доверили распределять чужие деньги – не из своего же кармана мэр города чинит дороги и открывает детские сады. Но почему тогда на практике, в реальной жизни всё наоборот? Почему избиратель «снимет шапку» перед тем, кого избрал, будто перед королём в стародавние времена? Благодарит так, словно избранный оказал милость, а не просто выполнил свою работу? В любом случае Джереми всегда удивлялся, как его приняли на обучение в структуре разведки с такими взглядами на жизнь, да и ведь он никогда не умел заставлять себя угождать вышестоящим. Правда, умел выполнять приказы. До определённого момента.