Бочкин вернулся из танка с аптечкой. Вдвоем они перевязали майору раны на ногах, голову, наложили жгуты, чтобы остановить кровь. Алексей машинально посмотрел на часы. Жгуты надо снять не позже чем через два часа.

– Коля, давай майора на броню, – торопливо заговорил Соколов. – В танк мы его не сможем спустить, да и места там нет. В его состоянии любое движение – это потеря крови и лишняя боль.

– А как же во время движения, ведь он…

– Я с ним останусь, потащили!

Уложив майора на свернутый брезент – позади башни на корпусе танка, Соколов стал объяснять Логунову:

– Смотри, вот здесь на карте, южнее – лесные массивы. На железную дорогу не суйся. Уходишь на юг, лесами, выбирай места, где глухомань, лучше вот сюда, где болотистые участки. Я буду держать майора на броне, так что полегче на поворотах.

Сержант посмотрел на улыбку на губах командира, который явно храбрился и пытался шутить. Ответить шуткой Логунов не сумел. Он только кивнул и спросил:

– Разрешите выполнять?

– Давайте, Василий Иванович, поспешите.

Майор Штанге спрыгнул с подножки «Мерседеса» и остановился, глядя на поле боя. Такого он не ожидал. Оказывается, группа русских была намного сильнее, чем он предполагал. Здесь, перед мостом, они подбили три танка и два бронетранспортера, потеряв один свой. Вон он стоит дымится. И мост сожгли вместе с третьим бронетранспортером. И уничтожили чуть ли не роту егерей 12-й дивизии.

– Это бронетранспортер русских, – доложил майору лейтенант Вигман. – Командир батальона говорит: они загнали его на мост и подожгли. Видимо, в нем были бочки с горючим. Мост сгорел до половины, бронетранспортер застрял на мелководье и сгорел полностью. И вон тот на высоком берегу за рекой – тоже русских. Они использовали наши машины для передвижения по тылам.

– 079, – прочитал майор на башне русского танка. – Тот первый был 078. Сколько их еще осталось в этой группе русских? Или мы их перебили всех?

– Один танк ушел. Переправился и ушел. Преследовать было нечем, командир батальона сообщил по рации, что в этом районе действует одиночный русский танк.

– Ужасно, – пробормотал майор, идя по траве, обожженной взрывами. – Они опять смогли вырваться из нашей ловушки. Мы рассчитали их маршрут, направление. Мы им построили мост взамен разрушенного во время боев. И они прорвались. Пусть одним танком, но прорвались. Я думаю, что ушел от нас как раз командир их группы. Что же это за человек такой? Я бы очень хотел познакомиться с ним. Очень, Отто, понимаете?

– Боюсь, с нас спросят за такие потери, господин майор, – тихо сказал лейтенант.

– С нас? – Штанге резко повернулся к своему помощнику. – А почему с нас? Это батальон егерей, усиленный ротой танков, не смог взять небольшую группу русских диверсантов и потерпел поражение. Они не смогли, а не мы. Мы им русских подали на блюдечке! Два танка, Отто, у русских было всего два танка! Правда, эти их «Т‐34» для нас большой сюрприз. Мы не рассчитывали столкнуться с такой техникой русских. В генералитете царит паника, срочно летят технические задания на разработку и ускорение выпуска новых моделей средних и тяжелых танков для вермахта.

– Где мы будем теперь искать этот русский танк?

– По-прежнему там. Он будет искать генерала Казакова, а мы – их обоих. Мы с ним встретимся, я еще увижу этого русского. Этого матерого аса, наверняка ветерана испанской и финской. Седовласого полковника, да еще с таким количеством орденов от своего коммунистического правительства, которого нам с вами, Отто, никогда не заслужить. Другого бы на такое дело не послали.

Танк остановился, Алексей наконец разжал затекшие руки. Тишина навалилась такая, что заложило уши. И только спустя минуты он различил щебет птиц, шелест листьев над головой. Откинувшись спиной на башню танка, он посмотрел на раненого майора, которого держал руками почти полтора часа бешеной гонки по бездорожью. Сорокин был без сознания, и это настораживало. Надо, чтобы работал мозг, работало сердце, надо его приводить в чувство.

Оказывается, Логунов давно открыл люк и смотрел по сторонам, высунувшись по пояс.

– Ну, кажется, место тихое. Как вы, товарищ младший лейтенант?

– Рук не чувствую, – поморщился Соколов, пытаясь сжать и разжать пальцы. – Давай ребят, пусть снимут майора на траву, раны осмотрят, кажется, кровотечение усилилось. Напоить его надо.

Самым сложным оказалось спуститься с танка самому. Пока Бочкин и Омаев занимались майором, а Бабенко осматривал траки гусениц и катки с амортизаторами, сержант нашел на карте точку, в которой сейчас находился их танк. Получалось, что они отъехали на юг километров сорок и стояли сейчас между Днепром и железной дорогой Орша – Могилев. Если верить карте, до нужной точки севернее Бобруйска им оставалось преодолеть по прямой всего 120 километров. Соколов поймал себя на мысли, которая его удивила. «Я что, намерен продолжать поиски генерала? С одним танком? А что я смогу сделать, когда найду Казакова?»

Лес был не очень густой, но зато здесь под ногами было очень много мелкой опоки, которая белела между стволами березок. Щебенистая почва почти не оставляет следов, даже танка. Попробуй разгляди, что где-то тут траки вгрызались в мелкий серо-белый щебень. А те камушки, что будут вывернуты и перевернутся темным боком, за несколько минут высохнут на солнце и станут такого же цвета, как и другие вокруг.

Майора уложили под деревом на небольшом травянистом участке, подложив под голову вещмешок. Логунов, Бочкин и Омаев стояли рядом. Соколов знаком велел им отойти и наклонился к раненому.

– Лейтенант… – хрипел майор, едва шевеля побелевшими губами. – Ему не верят, пойми! Если выйдет со знаменем и вынесет документацию штаба, ему поверят. Нельзя ему уничтожать документы, не поверят ему, что уничтожил. Много есть таких… И в плен нельзя ему, и погибнуть нельзя, без вести пропасть нельзя! Очернят его, семья пострадает. А он ведь хороший генерал, талантливый командир, я слышал, как о нем отзывались.

– Найду я его, товарищ майор, обязательно найду, – горячо пообещал Соколов. – И помогу вылететь за линию фронта.

– Ты не понял, лейтенант… – глядя в глаза, твердо сказал Сорокин. – Приказ есть. Приказ Москвы! Если вывезти комкора Казакова из немецкого тыла не представится возможным, его придется застрелить. И составить акт за подписью полковника Горбунова, моей и политработника. Казаков не должен достаться врагу.

Бред какой-то… Соколов ошарашенно глядел на майора. Бредит, умирает или перед смертью открывает тайну? «До чего же я глуп и наивен, – думал лейтенант, – слышал ведь, доходили слухи, но старался не думать, а оно вот, само меня нашло. Значит, и правда у нас так легко решают судьбы людей, если те попали под подозрение».

– Я найду его и верну! – резко сказал Соколов. – Можете на меня положиться, товарищ майор. Я не могу позволить убить человека только потому, что он дослужился до генерала, по делу дослужился, и потому, что кто-то ему перестал верить. Я все сделаю!