– Если хочешь спрятать дерево, спрячь его в лесу, – проворчал он, передал мне фонарь и присел у тела подчиненного. Без какой-либо брезгливости взялся за окостенелую руку покойника и принялся внимательно изучать предплечье. – Свети давай.

Я зашел сбоку и заглянул ему через плечо.

– Ты все наколки по памяти помнишь?

– У меня полный комплект, – пояснил Джек. – У остальных упрощенные вариации, нового ничего быть не должно.

– А тебя от Тьмы не защищали?

– Нет, – буркнул Пратт и попросил: – Будь добр, помолчи, а? Отвлекаешь. – Какое-то время он разглядывал правую руку мертвеца, после изучил левую и покрутил головой, разминая шею.

– Ну, и?

– Отстань! – отмахнулся Джек, закатал рукав и начал сравнивать собственные татуировки с татуировками мертвеца, узор с узором, цитату из Святого писания с такой же цитатой на предплечье покойника. – Точно здесь должны быть? – отвлекся он на мгновенье. – Или придется все тело осматривать?

– Точно здесь, – подтвердил я с уверенностью, которой на деле вовсе не испытывал. – Иначе Тьма сумела бы до него дотянуться.

Джек неопределенно хмыкнул и продолжил сверять наколки, но почти сразу дернул меня за полу плаща:

– Смотри!

– Что такое? – склонился я к мертвецу.

– В гектограмму вписан пентакль, – указал Пратт на одну из татуировок. – Гектограмма у меня есть, пентакля нет. – Он присмотрелся и вскоре отыскал еще парочку отличий. – Вот, непонятная фраза и здесь лишний узор.

– Уверен?

– Да ты сам посмотри! – азартно оскалился Джек. – Сразу же видно, что эти вставки другой татуировщик набивал! Это как с почерком, ошибиться невозможно! – Он провел пальцем по белой коже трупа. – Вот работа штатного татуировщика, а эти дополнения делал уже кто-то чужой! Даже по цвету отличия есть! Не видишь, что ли?

– Вам всегда один и тот же мастер татуировки набивает?

– Да, – подтвердил рыжий. – Нас сразу предупредили, что иначе будут проблемы.

– А тут кто-то свои наколки в чужие вплел? Очень интересно.

– Их бы перерисовать, по идее, надо, – предложил Пратт.

– У меня есть идея получше…

– Отрубить руку? Фи, Себастьян, это моветон!

Я оглядел лежавшие здесь и там расчлененные тела и пожал плечами:

– Тогда рисуй.

– Из меня художник, как из тебя балерина!

– Предлагаешь привлечь к расследованию придворного портретиста?

– Может, лоскут кожи срежем?

– Не обратил внимания, как тело проморожено?

– Ладно. – Джек оправил распоротые рукава покойника и поднялся на ноги. – Если понадобится, по памяти накидаю, а потом можно будет свериться. Только понадобится ли?

– Есть у меня знакомый специалист по этому делу, возможно, он нашего татуировщика знает.

– Уголовник какой-нибудь?

– Лучше. – Я сунул фонарь приятелю, подышал на потерявшие чувствительность пальцы, потер их друг об друга, пытаясь разогнать кровь. – Идем отсюда.

Мы вышли из ледника и отправились в обратный путь, спеша поскорее покинуть царство мертвых и подняться на свежий воздух. Теперь даже промозглый зимний город казался уже не столь неприветливым, как раньше.

Все познается в сравнении, ага…

Заглянув в каморку дежурного медика, я вернул ему фонарь и сообщил, что мы уходим. А после как бы невзначай спросил:

– Да, кстати, а мертвецов не отпевали еще?

– Здесь? – удивился служитель. – Нет, разумеется! Отпевают, когда к похоронам готовят. У нас своя часовня.

– Понятно, – кивнул я, и тут по моргу, отражаясь от каменных стен, прокатился громогласный возглас Джека.

– Господин Ольтер! – пьяно растягивая слова, рявкнул он. – Вас-то мне и надо!

– Что опять случилось, господин Пратт? – вздохнул Ференц, явившийся в морг в сопровождении пары следователей.

– Почему мой человек валяется на леднике, будто какой-то бездомный бродяга? Почему к нему отнеслись без должного уважения? Он отдал свою жизнь нам… за нас, а его бросили на лед, как потрошеную рыбу! Кто за это ответит, спрашиваю я вас?!

– Успокойтесь, Пратт! – брезгливо поморщился толстяк. – Вы пьяны!

– Да я просто в бешенстве! Я буду жаловаться!

– Не стоит горячиться, господин Пратт, – сразу сбавил тон Ольтер. – После завершения следственных мероприятий тело будет передано родственникам для погребения…

– Это возмутительно! Расследование может затянуться на месяцы! И что – ему так все это время и лежать среди бродяг?!

– Хорошо, хорошо, – пошел Ференц на попятную. – Если желаете, можете его забрать.

Накинув на голову капюшон, я незаметно проскользнул на выход и поднялся из подвала на улицу. Там, пританцовывая от холода, дождался приятеля и уже вместе с ним забрался в карету.

– Будет он еще спрашивать, что я в морге делаю, – ухмыльнулся Пратт, свернул крышечку фляжки и опрокинул ее в рот, но та оказалась пуста. – Вот дерьмо! – выругался Джек и предложил: – Завернем в винную лавку?

– Нет, – отказался я, понимая, что с выпивкой стоит повременить. – Едем в переулок Медников.

– К твоему специалисту?

– Да.

– Он нам нальет?

– Определенно, – поежился я и поплотнее запахнул плащ, пытаясь прогнать забравшийся под одежду холодный воздух.

– Отлично! – Обрадованный Джек сдвинул закрывавшую оконце заслонку, велел кучеру ехать в переулок Медников и вновь развалился на сиденье. – Просто замечательно, бесы меня задери!

Дорога заняла не больше четверти часа; на месте мы выгрузились из кареты, разбудили дремавшего в будке у ворот сторожа и прошли в небольшой дворик разделенного на квартиры особняка.

– Неплохо для жулика, – заявил Джек, оглядываясь по сторонам.

Я промолчал. Опьянение понемногу сменялось головной болью, пересохло горло, навалилась непонятная маета.

Распахнув дверь парадного, мы поднялись на третий этаж и толкнулись в мансарду. Дверь оказалась заперта, и тогда потерявший терпение Пратт несколько раз приложился по ней ногой.

– Открывайте, бесы! – рявкнул он.

– Успокойся, – одернул я его. – Сейчас откроют.

– Твой человек, он вообще дома? – нахмурился Джек.

– Дома. Он не любит без особой необходимости выходить на улицу, – сообщил я, и точно – вот уже лязгнул дверной запор.

Выглянувший в коридор мужчина, абсолютно лысый и худой как щепка, смерил меня напряженным взглядом холодных светло-голубых глаз и брезгливо поморщился.