28

Малышке шел тринадцатый год, когда она окончательно замкнулась в себе. Теперь до нее было совсем не достучаться. Изо дня в день она сидела на диване в детской, уставившись в стенку, и ничего не делала. Не напевала, не разговаривала и даже почти не шевелилась. Кормить ее приходилось с ложечки, причем все тем же детским питанием. От взрослой пищи она по-прежнему отказывалась.

Какое-то время все так и продолжалось без изменений, и Леннарт с Лайлой испугались не на штуку. Даже всерьез задумались, а не отвезти ли ее в больницу. Выбрать город подальше от дома и оставить ее там, передав на попечение специалистам. Но уехать и так никогда и не узнать, что с ней стало? Нет, они не выдержат. Поэтому решили еще подождать.

А ведь все шло совсем неплохо. Малышка выучилась печатать на машинке, могла самостоятельно составлять слова и целые предложения. Четыре месяца она сидела и скрупулезно перепечатывала каждую букву, каждое слово из старого номера «Вестника Нортелье». Статьи, объявления, реплики героев комиксов, программу передач — абсолютно все. Получилось шестьдесят печатных листов.

И вот, когда этот масштабный проект был окончен, с девочкой что-то случилось. Первым звоночком стало поведение Малышки. Однажды утром Лайла спустилась в подвал и увидела, что девочка снова что-то ищет. Она заглянула в барабан стиральной машины, потом в сушилку и корзину для белья.

— Что-то потеряла? — поинтересовалась Лайла, но Малышка, как обычно, проигнорировала вопрос.

На другой день, притаившись у двери в мастерскую, Лайла наблюдала, как девочка обшаривает каждую полку, выдвигает каждый ящик. Точно так же она искала в детстве. Точно так же когда-то искала Лайла.

С возрастом Малышка еще больше похорошела. Очень тоскливо было наблюдать, как это милое существо с золотыми кудрями бесцельно мечется в поисках чего-то несуществующего, будто заключенный в клетку лебедь. Контраст между темным, мрачным подвалом, скрежетом ящиков с никогда не использовавшимися инструментами и светом, исходящим от рассыпавшихся волнами по плечам кудрей, был разительным.

Лайла постучала по дверному наличнику костылем, который теперь был необходим ей, чтобы спускаться в подвал. Малышка тут же бросила поиски и вернулась к себе в комнату, заняв прежнее положение на диване.

— Малышка, тебе что-то нужно, да? — присев рядом с девочкой, спросила Лайла.

Девочка промолчала.

Как-то поздно вечером, примерно неделю спустя, Лайла спустилась в подвал, чтобы достать варежки из шкафа с зимней одеждой. Остановившись в дверях детской, она смотрела на спящую девочку — волосы разложены на подушке, руки вытянуты вдоль тела. «Будто неземной красоты усопшая», — с содроганием подумала Лайла.

И тут ее взгляд упал на пишущую машинку. Зажатый в ней чистый лист тускло мерцал в свете лампы. Нет, лист не пустой, на нем что-то напечатано. Убедившись, что девочка действительно спит, Лайла осторожно прокралась к машинке и выдернула лист из-под каретки.

Казалось, девочка вернулась на шаг в своем развитии, почти утратив недавно приобретенные навыки. На листке была напечатана всего одна строчка — набор слов без знаков препинания. Лайла впервые видела текст, написанный Малышкой из головы, а не скопированный откуда-нибудь: «Где любовь как любовь цвет прячется она где на ощупь какая».

Лайла несколько раз перечитала эту строчку, а потом взглянула в сторону дивана. Малышка лежала с широко открытыми глазами, поблескивающими в темноте, и смотрела на Лайлу.

— Любовь? — спросила Лайла, присев на краешек дивана. — Ты любовь ищешь?

Малышка закрыла глаза и ничего не ответила.

29

Стояла середина октября. Как-то утром, пока Леннарт возился с машиной в гараже — менял летнюю резину на зимнюю, — Лайла сидела в гостиной, ощущая беспокойство и тяжесть на сердце. Она поставила пластинку с веселой песней Лилл-Бабс «Крутая девчонка в шикарной упаковке», но взбодриться не удалось.

В животе у Лайлы гнездился страх, похожий на дурное предчувствие. Она прошлась по комнате, опершись на костыль, но странное ощущение не покидало ее. Ей казалось, произошло что-то ужасное, о чем она должна была догадаться. «Малышка не в порядке!» — вдруг заключила она. Ковыляя к лестнице в подвал, Лайла с каждым шагом все больше верила в свои опасения, что несчастное дитя окончательно отрешилось от мира, перейдя в мир иной.

Лайла ускорила шаги. Может, еще не поздно ее спасти?

На пятой по счету ступеньке Лайла неаккуратно поставила костыль, и он соскользнул вниз, как только она перенесла на него вес тела. Лайла со всего размаху рухнула на пол подвала. Ударившись головой о ступеньку, она скорее услышала, чем почувствовала, как в шее что-то хрустнуло.

Шаги. Легкая крадущаяся поступь. Спина пылает от нестерпимой боли, головой не пошевелить, руки не двигаются. Лайла открыла глаза и увидела склонившуюся над ней девочку.

— Малышка, — просипела Лайла, — милая, помоги. Кажется, я… сломалась.

Девочка посмотрела Лайле в глаза необычайно долгим, изучающим взглядом. Она наклонилась еще ближе, будто стараясь заглянуть поглубже. Словно искала что-то внутри зрачков Лайлы. Глаза Малышки показались Лайле двумя бездонными синими колодцами. На мгновение боль отступила.

В затуманенном сознании Лайлы родилась мысль: «Она может исцелять. Она может снова сделать меня целой. Она — ангел».

— Помоги мне! — дрожащими губами взмолилась Лайла.

— Ничего не видно. Не видно, — проговорила девочка, резко выпрямившись.

Вдруг краешком глаза Лайла заметила в руках у девочки какой-то предмет. Молоток. Она попыталась закричать, но из груди вырвался лишь слабый стон.

— Не надо, — шептала Лайла. — Что ты делаешь? Зачем…

— Тихо! — приказала Малышка. — Открыть! Смотреть.

И с этими словами она ударила Лайлу молотком по виску. Затем еще один удар, и еще, и еще… Лайла больше ничего не чувствовала. И не видела. Она ослепла. Но ее слух, будто витавший в спертом воздухе подвала, продолжал улавливать звуки: недовольное кряхтение, удаляющиеся шаги.

Лайла перестала понимать, где верх, где низ. Она будто плыла в невесомости, и только слух удерживал ее на поверхности тонкой нитью, готовой вот-вот оборваться.

Она услышала, что девочка кладет что-то на пол. Слух предположил, это — гвозди. Пять штук. Что-то острое царапнуло кожу. Кто-то вдохнул поглубже, и последнее, что успел уловить слух, — звон металла и громкий треск черепной коробки, расколотой острием гвоздя.

Оставшиеся гвозди забивались уже в полной тишине. Через час Леннарт вернулся из гаража и спустился в подвал. Он даже вскрикнуть не успел.

30

В определенном смысле Джерри повезло. Сам того не подозревая, он создал себе железное алиби. Иначе его бы точно сделали главным подозреваемым в обширном расследовании, которое устроила полиция.