В 1931 и 1932 годах в Узбекистане стали внедрять коллективизацию. Практика независимого ведения сельского хозяйства заменялась новой бизнес-моделью, которая подразумевала разделение труда. Крестьяне начали работать в колхозах, одних женщин отправили на курсы воспитателей в детских садах, другие начали посещать общеобразовательные школы, а председателей колхозов стали обучать вести учет, организовывать рабочих и контролировать производство сельскохозяйственных культур. Между тем в близлежащих горах Киргизии ничего не менялось. Крестьяне по-прежнему обрабатывали землю традиционными способами, и, поскольку эти люди были мусульманами, замужние женщины жили на отдельной половине дома («ичкари») и были отгорожены от влияния окружающей культуры. Под руководством А. Р. Лурии небольшая группа ученых начала совершать поездки в этот регион, чтобы провести свое исследование.

Они предположили, что, когда к сельскому хозяйству подходили более целостно, шаблонно, монотонно и интуитивно, практический стиль мышления (который Пиаже называл дооперацинальным интеллектом) приносил крестьянам наибольшую пользу. Однако в условиях, когда необходимо будет участвовать в коллективном хозяйстве и быть грамотным, речь начнет играть более значимую роль и потребуется более абстрактный или устный/логический стиль мышления (который Пиаже называл конкретным интеллектом). Исследователи ожидали, что испытуемые из этой второй группы будут лучше использовать речь и станут обращаться к более абстрактным стратегиям мышления. Их выводы решительно поддерживают оба предположения.

Но, поскольку это исследование, на первый взгляд, показывало, что крестьяне, которые не подверглись коллективизации, имели задержки в своем мышлении, правительство встревожилось. Оно просто было не в состоянии добраться до всех крестьян одновременно, поэтому отказалось тогда публиковать эти данные. К счастью, Лурия сохранил все свои работы. Сорок лет спустя, после того, как вся Россия стала грамотной и перешла на стадию конкретного интеллекта, результаты этого исследования, наконец, разрешили опубликовать в издательстве Московского университета в 1974 году. Два года спустя их опубликовало и издательство Гарвардского университета в Соединенных Штатах под названием «Cognitive Development: Its Cultural and Social Foundations» («Когнитивное развитие: его культурные и социальные основы»)[12].

Сейчас вы прочтете несколько бесед, и будет лучше, если вы сможете прочитать их вслух. Так вы сможете лучше подстроиться под разум людей, которые часто думают совсем не так, как вы. Всякий раз, когда я рассказывала об этом исследовании на своих занятиях в университете, мы оживляли многие из этих диалогов, создав своего рода читательский театр. Студенты разбивались на пары и разыгрывали каждый диалог. Один студент выступал в роли исследователя, а другой в роли испытуемого. Вы будете читать лишь небольшую подборку этих бесед, но если вы захотите прочитать больше, то найдете их в обеих книгах Лурии, упомянутых выше.

Исследователи нашли время, чтобы познакомиться со своими респондентами поближе. За несколько поездок в течение двух лет им удалось обсудить каждое подготовленное ими задание с пятьюдесятью-восемьюдесятью респондентами. Одни беседы происходили в чайхане аула в конце дня; интервью с женщинами, живущими в ичкари, проводили женщины (поскольку мужчинам не разрешалось иметь с ними никаких контактов); некоторые разговоры возникали спонтанно как в горных кишлаках, так и в деревнях, где проводилась коллективизация. Возникшие спонтанно разговоры постепенно сводили к одному из структурированных заданий, и, пока одни исследователи продолжали беседу, другие дословно ее записывали.

Респонденты в этих интервью принадлежали к одной из пяти различных групп: (1) женщины из «ичкари» горных кишлаков, (2) неграмотные земледельцы из этих же кишлаков, (3) молодые женщины, которые посещали кратковременные курсы воспитателей детского сада, но еще не обучились грамоте, (4) колхозники и организаторы, которые прошли краткие курсы, но оставались малограмотными и (5) женщины-студентки, которых приняли в учительский техникум после двух– или трехлетнего обучения и которые были грамотными.

Двумя первыми задачами были название и группировка цветов. Испытуемым предъявляли мотки шелка или шерсти различных цветов и оттенков.

Студентки и колхозники использовали категории названий цветов так, как это делали бы ученики городской школы, хотя некоторые колхозники знали мало слов для обозначения цвета. Один из них пояснил: «Мужчины не знают цветов, и все называют “синим”»[13]. Тем не менее, большинство представителей этих групп без труда группировали цвета по категориям.

Совсем по-другому справились с заданием женщины из ичкари, которые занимались вышиванием и поэтому много работали с цветом. Названия цветов, которые они использовали, были связаны с объектами, которые имели такую окраску: персик, печень, ирис, лежалый хлопок и так далее. Просьба сгруппировать цвета вызвала у этих женщин полное недоумение и протест: «Этого нельзя сделать. Здесь нет похожих, вместе их класть нельзя». Если их заставляли сгруппировать их, они могли поместить более светлые оттенки в одну группу, а темные в другую. Если экспериментатор продолжал настаивать, то примерно половина из них могла неохотно сгруппировать их так, как хотел исследователь, но они по-прежнему не были согласны с этим. Остальные упорно продолжали утверждать, что этого сделать нельзя. Очевидно, что образы, связанные с каждым цветом, были гораздо важнее для них, чем любые слова, которые могли бы группировать их вместе.

Следующие две задачи подразумевали называние и группировку геометрических фигур. Субъектам показывали рисунки: круги, треугольники, прямоугольники, трапеции, горизонтальные линии и неполные круги и треугольники.

Пятая группа, студентки педагогического техникума, назвали и сгруппировали все фигуры по названию формы, не важно, были ли они светлыми или темными, с пунктирными или сплошными контурами. Другие группы, за исключением женщин из ичкари, использовали названия формы для большинства рисунков, но могли дать некоторым из них названия объектов, которые им эти фигуры напоминали. Женщины из ичкари не знали названия категорий и обозначали каждую фигуру как название предмета. Например, они называли полный круг тарелкой, ситом или ведром, а треугольник – амулетом или стременем. Когда их просили сгруппировать их, они снова возражали, говоря, что это нельзя сделать. Однако под воздействием настойчивых просьб исследователей они пытались установить связи между некоторыми из них.

Например, по поводу квадрата с пунктирными контурами и прямоугольника они говорили: «Эти похожи. Этот – клетка для птиц, а эта – кормушка в клетке». По поводу квадрата и трапеции: «Это маленькое ведро для кислого молока, а это чашка для сливок».