Я набрал номер своей девушки. Она сняла трубку после шестого гудка, когда я уже решил дать отбой. Все-таки, может, там тоже ночь?

— Алло? — голос не был сонным.

У меня перехватило горло. Хозяин бросил на меня быстрый взгляд и скрылся в своей комнатушке.

— Алло? Кто это?

— Привет, — я, наконец, справился с собственными голосовыми связками.

— Это ты? Куда ты пропал? Где ты?

— Я все там же…

— Где? В городе, полном собак и индейцев?

— Да.

— Как отдыхается?

— Великолепно.

— Узнал что-нибудь о друге?

— Пока нет… Послушай, я хочу тебя спросить кое о чем…

— Спрашивай.

— Только не подумай, что я свихнулся, ладно? Сколько времени я торчу здесь?

— А сам не помнишь?

— Нет.

— Действительно, отдыхается тебе неплохо, — она рассмеялась. — Почти три недели. Я даже начала волноваться… Обещал приехать через десять дней.

Я прижался лбом к прохладной стене. Три недели. Три…

— У вас сейчас день или ночь? — спросил я.

— Ранний вечер… А мы что, в разных поясах разве? Вроде ты не очень далеко…

— Как выяснилось, немного дальше, чем я думал… — пробормотал я.

— Что? Говори громче, тебя плохо слышно.

— Ничего… Как ты?

— Не поверишь. Скучаю по тебе. Даже жалею, что не поехала с тобой.

Было непонятно, шутит она или говорит серьезно. На всякий случай я сказал:

— Не жалей. Тебе не понравилось бы здесь…

— Как ты и говорил, индейцы и собаки?

— Да. И даже больше, чем ты думаешь…

— Я люблю собак.

— Только не таких.

— Откуда ты знаешь?

— Можешь мне поверить… — хмыкнул я.

— Когда ты вернешься?

Я молчал. Что я мог ответить?..

— Эй, где ты?

— Я здесь… Просто думаю, что тебе сказать. Все очень непросто… Похоже, я застрял здесь. Не уверен, что вообще смогу вернуться…

— Что-то случилось?

Как ей рассказать о том, что происходит со мной?

— Долгая история…

Мне вдруг пришло в голову, что можно попросить ее приехать сюда за мной. Приехать на машине. Город можно найти на карте… И это действительно не очень далеко. Она могла бы добраться сюда к утру… К тому утру, которое будет у них…

Но что будет с ней в этом городе?.. А если он и ее поймает в ловушку?

— Послушай, — сказал я. — Вернусь я или нет, не важно. Я звоню тебе, чтобы сказать одну вещь.

— Какую? — по ее тону я понял, что теперь она говорит абсолютно серьезно.

— Я тебя люблю.

Тишина на том конце провода.

— Ты можешь ничего не говорить. Я и сам все понимаю… Просто хотел сказать… Скорее всего, мы больше не увидимся. Я это понял только сегодня. В смысле, то, что я тебя люблю… И вот захотел сказать. Тебя это ни к чему не обязывает, не думай. Просто хотел сказать…

Я повесил трубку, не дожидаясь ее ответа. Сердце билось где-то в горле. Ноги были ватными. Я просто стоял и смотрел в темноту за стеклянными дверями. Она была где-то там…

Из комнатки вышел хозяин. Не глядя на меня, он протер тряпочкой телефон и убрал его обратно под стойку. Потом сел в кресло и взялся за газету.

Мне не оставалось ничего другого, как вернуться в номер.

Три дня я провел, не выходя из номера. Точнее, мне показалось, что прошло три дня. Сколько их было на самом деле, я не знал. Иногда за окном было темно, иногда светло, но свет и тьма менялись хаотично — так, что было не угадать, что ты увидишь, когда в следующий раз откроешь глаза. Я мог лишь отвернуться на мгновение от окна, и там раннее утро сменяла глубокая ночь. Нагнувшись вечером подобрать упавший окурок, я бросал его в мусорное ведро, когда в окно било полуденное солнце.

Все время, которое я не спал и не ел, я проводил с рукописью. Мне было все равно, сведет она меня с ума или нет. Мне хотелось дочитать ее до конца. Чего бы мне это ни стоило.

Время от времени хозяин приносил мне еду, виски и сигареты. Я съедал все, не чувствуя вкуса, потом принимался за виски, даже не поглядев на этикетку… Кажется, очень много курил…

Я перестал умываться и бриться. Спал, не раздеваясь и не разбирая постель. Мне было все равно. Значение имело лишь то, что непрочитанных листов в рукописи оставалось все меньше. А значит, я все ближе подходил к тому, что должно произойти после того, как я переверну последнюю страницу. Что произойдет, я, разумеется, не знал… Но чувствовал это, как чувствуешь приближающуюся грозу…

Об иллюзиях

Бродя по бесчисленным дорогам, однажды вошел Танцующий в большую деревню.

Все жители деревни от мала до велика собрались на центральной площади посмотреть на выступление бродячего цирка.

Акробаты и жонглеры, силачи и шуты были в нем. Но более всех понравился Танцующему фокусник, который заставлял исчезать и вновь появляться словно ниоткуда разные предметы, одним движением освобождался от пут и вытворял еще много всяческих чудес.

Когда представление закончилось и жители деревни неохотно разбрелись по своим домам, Танцующий подошел к фокуснику.

— Если вдруг устану я от своей истины, — сказал Танцующий, — я вступлю в бродячий цирк и стану фокусником.

— Зачем Танцующему бродячий цирк? — удивился фокусник. — Разве так хорошо мое ремесло? Мой заработок зависит от ловкости моих рук и от зоркости глаз публики. Получаю я за выступление гроши, которых мне едва хватает на пищу и одежду. В любой момент меня могут освистать. Труден мой хлеб, Танцующий. Я бы и врагу своему не пожелал такой судьбы!

— Ты не прав. Даже если тебя освищут в одном месте, тебя с радостью примут в другом. Стоит тебе появиться на помосте, все разговоры стихают, и люди, открыв рты и затаив дыхание, ждут очередного чуда от тебя.

Ты торговец иллюзиями. И никогда не умрешь ты с голоду, ибо продаешь самый расхожий товар.

Заблуждения — твое ремесло. Ничто так не любит человек, как заблуждения. Они его хлеб.

И потому тебя освищут, что своей неловкостью разбиваешь ты иллюзию, будто заяц рождается в твоей шапке.

Если хочешь ты сделать человека своим кровным врагом — разбей его иллюзии.

Все может простить человек. Даже если приставишь нож к его горлу и заберешь последнюю одежду, смирится он с этим и простит.

Но если в дружеской беседе за чашей вина ты ненароком заберешь, словно по растерянности, его иллюзию, пусть даже самую крошечную, — станешь ты его врагом до конца дней. Преступником назовет он тебя. И милее ему будет вор, крадущийся в ночи, чем ты, открывший ему глаза.