Железнодорожные Советы не были оппозицией СНК и наркому путей сообщения, они лишь требовали согласовывать государственные решения с просоветским активом, что делало управленческие решения более понятными исполнителям и легче принимаемыми (хотя замедляло процесс принятия решений).

Такой синдикализм был естественным следствием «разбития» государственного аппарата. Однако низовые организации работников, получившие широкие полномочия, не знали еще, что большевики с их идеей экономики, управляемой из единого центра, восстановят бюрократический аппарат, во много раз больший, чем существовал до них, и отберут функции управления у «низов».

А пока Советская власть искала баланс между властью центра и самоорганизацией масс. 16 февраля 1918 г. был принят декрет, который определял, что НКПС является единственным органом, руководящим железными дорогами в целом. Но в декрете содержалось показательное положение: «Все распоряжения по части движения на линиях, по работе станций на местах, в отношении порядка отправления поездов, маневровая работа и т. п. находятся в исключительном ведении железнодорожников и их организаций».[273]

Когда Ленин говорил на II съезде Советов, что социалистическая революция свершилась, он понимал, что социалистические преобразования еще не стоят на повестке дня. К социализму имела отношение лишь идея рабочего контроля. Но придя к власти, большевики должны были подтвердить свой имидж решительных спасителей страны, готовых действовать, немедленно принимать назревшие меры, в том числе и носившие буржуазный характер с точки зрения марксизма. И особенно важно, чтобы эти меры были популярными – ведь на носу были выборы в Учредительное собрание.

«Завоеванное штыком необходимо теперь закрепить избирательным бюллетенем»,[274] – говорилось в большевистской листовке. Первые меры Советской власти продолжали – более решительно – два направления политики Временного правительства – правовую модернизацию и формирование структур социального государства.

29 октября декретом был подтвержден существовавший и прежде восьмичасовой рабочий день. 8 ноября в два раза увеличены пенсии инвалидам труда. 13 декабря введено страхование от безработицы, 22 декабря – на случай болезни. Правда, рабочие жаловались: «В результате декрета о страховании вычетов с рабочих в больничную кассу не производят, а хозяин взносов не делает. Касса тает».[275] Обещав государственное страхование, народные комиссары перешли к следующим делам, не продумав, как обеспечить выполнение декрета, откуда взять средства на это государственное страхование.

Куда проще было обеспечить чисто правовые реформы, такие как принятый 12 ноября Декрет об уничтожении сословий и гражданских чинов. 16 декабря были приняты декреты «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния» и «О расторжении брака». Теперь эти вопросы переходили от Церкви к государству.

Декрет о суде 22 ноября проводил реформу местных судов. Советский суд должен был состоять из одного постоянного выборного судьи и двух заседателей, аналогичных присяжным. «Местные суды руководятся в своих решениях и приговорах законами свергнутых правительств лишь постольку, поскольку те не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию». Это положение открывало революционным судьям неограниченные возможности для произвола, но конкретизировалось примечанием, в котором разъяснялось, что отменяются законы, противоречащие декретам ВЦИК, СНК и программам-минимумам РСДРП(б) и ПСР.[276] Границы революционного правосознания не конкретизировались.

Октябрьская революция проходила под лозунгом отмены смертной казни. Постановление II съезда Советов 26 октября гласило, что восстановленная Керенским смертная казнь на фронте отменяется. А на остальной территории России она была отменена еще Временным правительством.

Ленин был недоволен этим решением: «Вздор, – повторял он, – как же можно совершить революцию без расстрелов? Неужели же вы думаете справиться со всеми врагами, обезоружив себя? Какие еще есть меры репрессий? Тюремное заключение? Кто ему придает значение во время Гражданской войны, когда каждая сторона надеется победить».[277] Но скоротечную гражданскую войну большевикам удалось выиграть без официального введения смертной казни (в зоне боевых действий всякое бывало).

В преддверии созыва Учредительного собрания 28 ноября был принят Декрет об аресте вождей гражданской войны, то есть кадетов. Однако наказания за оппозиционную деятельность были еще «не страшными». Суровое словосочетание «революционный трибунал» поначалу прикрывало довольно мягкое отношение к «врагам народа». Кадетке С. Паниной, спрятавшей от большевиков средства Министерства просвещения, Ревтрибунал 10 декабря 1917 г. вынес общественное порицание.

А. Рис Вильямс, присутствовавший на процессе, рассказывает: «Свидетель говорил о добрых делах графини, о Народном доме, в котором он научился читать…

– Все это верно, товарищи, – начал прокурор Наумов, – и голос его звучал убежденно и искренне. – У этой женщины доброе сердце, она пыталась принести пользу своими школами, яслями и столовыми для бедных. Но если бы у народа были те деньги, которые она получила с его пота и крови, мы бы имели свои собственные школы, ясли и столовые». Американская корреспондентка Б. Битти обсуждала с Рис Вильямсом, казнят ли Панину, но подсудимую лишь обязали выплатить деньги министерства.[278] После их возвращения Панину 19 декабря выпустили на свободу.

28 декабря – 3 января проходил процесс известного монархиста В. Пуришкевича и 13 его сторонников. Их обвинили в заговоре против Советской власти и дали известному контрреволюционеру 4 года принудительных работ в тюрьме, но 17 апреля выпустили под честное слово не продолжать политическую деятельность и 1 мая амнистировали.