Дружинники уже отерли трудовой пот и, выжав бороды, смущенно гыгыкая, во все глаза глядели на милующуюся парочку. Степан, закатав штанины, рассматривал черно-лиловые синяки, оставленные ему на память лесовиком. Пажопье сокрушался по поводу испорченной рыбы и ходил кругами около перевернутого и раскромсанного пня, не переставая сквернословить. Колобок, катаясь вокруг парочки, приводил растрепавшиеся волосы княжны в порядок.

А они все смотрели и смотрели друг на друга. Именно в эту самую минуту Константин в первый раз за всю свою насыщенную событиями жизнь понял, что такое ЛЮБОВЬ.

Княжна осознала: она не сможет жить, если с этим человеком случится что-то плохое. Из обычного, пусть и благородного, но просто встретившегося на ее нелегком пути рыцаря, барон превратился в средоточие Данунашкиных надежд и чаяний. И она готова была отречься от княжества, от титула, от мести, лишь бы оградить этого такого сильного и такого нежного мужчину от грозящих им обоим опасностей и боли. Но в то же время она понимала… Понимала, что, если она не вернет себе статус персонажа, членство в клубе и прилагающийся к ним желтый ник, у них нет, и не может быть будущего. Любой игрок будет считать своим долгом уничтожить ивентового босса. А ее… любимый… да-да! Любимый! Любимый непременно встанет на пути убийц. Пусть их будет хоть огромная армия! Но что он сможет сделать один, один против целого рейда?

Внезапно Пендаль взвыл дурным голосом и бросился к изрубленному в щепу лесовику. Неизвестно откуда появился короткий, но с виду очень острый нож, и корзинщик стал что-то вырезать из перевернутого пенька, тихонько подвывая и кусая губы.

Он бросал это что-то прямо на истоптанную землю и все продолжал и продолжал неистово работать. Какие-то пруты, полоски коры, обрубки корней… Кучка в результате набралась изрядная. В конце он прямо из центра пня вынул полутораметровую жердину, оканчивающуюся зубастым шаром, бывшим некогда ртом лесовика. Пендаль так нежно прижимал жердину к груди, что казалось — корзинщик тоже нашел свою любовь.

Константин решил не обращать внимания на причуды слуги, пусть его… Наверное, снова — пресловутый лут, требующий церковного очищения. Он, наконец, смог отвести взгляд от любимой и сурово посмотрел на десятника.

— Вы храбро бились, рыцарь Гривны. И когда вы поправитесь, я сочту за честь скрестить… Преломить с вами копье!

— Чо? Ты опять? — тут до Степана дошло, что барон обратился к нему на вы. — Гххм… Вы. Чо, делать нечего, да? Тут столько нечисти кругом бродит, что держись. А ты… А вы… Нужно на погост скорее ворочаться… А ты… Вы. Крепкий. Мне бы и пары ударов этими корнями хватило. Он меня только схватил, и то ноги, как не мои, теперича… Эй, други… Подсобите на лошадь сесть. Встать не могу…

Константин, будучи рыцарем умным, тут же сопоставил вложенные в стойкость очки и количество полученных от лесовика ударов. «Было бы больше, не так бы было больно», — подумал он. И недрогнувшей рукой, вернее, не мигнувшим взглядом, добавил все свободные… Ну, куда бы вы думали? Конечно, в стойкость, угадали, ага.

И прямо почувствовал, как внутри забурлила мощь.

Пендаль, как ошпаренный, носился по округе и собирал отрубленные ранее корневища. Скидывал все эти сокровища в порядочно раздувшийся узелок из шкуры Лихомана. Узел был уже настолько велик, что унести его Пажопье в одиночку стало определенно не по силам.

Видя, что дружинники уже направили коней в сторону дороги, а за ними отправился и Константин, держащий под руку даму корзинщик засуетился.

— Господин барон! Прошу вас, помогите… Смотрите, какая прелесть! — Он потряс зубатой жердиной. — Это ведь ингр под эпик! И корни… И кора! И прутья! Тиносоктовые!!! Это же — высший грейд!!! Из этого… Да из этого… У-у-ух! Лесовик-то 255-ым был! Очень, очень сильный, матерый! Ва-аша-а-а ми-и-ило-о-ость… Я крафт на нем до 300-го подниму! Нельзя оставлять, никак нельзя!

— Ничего не понял, — сказал Полбу. — Выражайся яснее, бестолочь!

— Ва-а-аша-а-а ми-и-ило-о-ость… — только и мог скулить корзинщик, прижимая к груди дрын и одновременно пытаясь подлезть под узел с него самого размером.

— Да что с тобой будешь делать-то… Ну уж точно я это все не понесу, мне нужно на чеку быть, вдруг враги? А с нами — прекрасная Данунашка.

— Гмы-гмы? — спросил снова сидящий на плече княжны колобок. Выплюнул копну княжьих волос, рассыпавшихся огненно-рыжим водопадом, и повторил. — Ми-ми?

— А ты можешь? — Пендаль аж подпрыгнул. — Пожалуйста, пожалуйста! Помоги!

— Ми-ми-ми! Ми!

— Хорошо-хорошо! Шкуру сам понесу! И шест! Ты только кору, корни и щепу. А я… Я тебе… Во! Лапти сплету!!! Загляденье, а не лапти! Моднючие! Со статами и плюсами!!!

— Ми-ми…

— Ну, это сейчас нет, но ведь вырастут? И будешь топать! Ваша милость, господин барон, дозвольте! Мы быстро! Сейчас на… на него половину перегрузим и нагоним дружину!!! Мы мигом!

Полбу вздохнул и махнул рукой, мол, что с тобой, дураком, всякий мусор подбирающим, разговаривать…

И тут случилось странное. Впрочем, странного в этом мире Полбу насмотрелся предостаточно. Но это было странное-странное.

Колобок открыл ротик, и Пендаль стал запихивать в него свой драгоценный лут. Колобок таращился круглыми глазенками, его, казалось, и самого удивляла собственная вместительность и грузоподъемность. В общем-то, небольшой колобок поглотил все косточки, щепочки и обрывочки, собранные домовитым Пажопье. И даже чуточку не потолстел. Затем лихо вскочил на плечи пани Рошек и упаковал в себе ее волосы.

Довольный корзинщик поклонился барону и сказал, что вот теперь полностью счастлив и готов идти за хозяином хоть на край света, хоть за край.

И они пошли. Впрочем, не на край света, а всего лишь к дороге, ведущей к погосту.

Как ни медленно ехали дружинники, берегущие здоровье десятника, но все же, они были конные. И пеший рыцарь, сопровождающий даму, постоянно отставал. Пендаль же, вообще, шел, держась шагах в десяти позади барона, почти не смотря под ноги, а восхищенно разглядывая попеременно то жердь, то шкуру. Из-за чего время от времени падал.

День уже давно занялся, весело светило солнышко, щебетала мелкая птичья сволочь, а рыцарь учил княжну говорить по-русски. Почему по-русски? Потому что между франкским или английским и польским гораздо более глубокая пропасть. Не говоря уже о китайском.

Кроме того, по Руси она бродила уже давно, и кое-чего понахваталась.

Успехи княжны поражали, и Константин почти перестал думать о довольно непростой дилемме. С одной стороны, разговаривать со своей дамой время от времени полагается. С другой, он, как истинный рыцарь, не мог допустить чтобы Дымов, пусть и из благих соображений, совершил рукоприкладство по отношению к Данунашке. После этого, по всем правилам, полагается убить наглеца, а посадник рыцарю нравился. Да и что-то говорило барону, что нет у него шансов против этого весельчака. Нет, рыцарь не боялся. Просто не хотел портить зарождающуюся дружбу дуэлью до смерти. Обычно, после такого даже самой крепкой привязанности наступают кранты.