Её взгляд концентрировался на руках. Руки, как руки, лишь бы на Дениса не смотреть. Стало стыдно и неловко.

— Скольких девушек он убил? — тихо и спокойно спросил Керий.

— Четверых, — глухо и едва слышно ответила Саша.

— Ты видела?

Она отрицательно покачала головой, подняла на него взгляд полный боли и отчаяния.

— Нет. Он… После появления Юлии, он просто брал очередную девушку и уводил с собой… До нас только доносились крики…

— В ту, последнюю неделю, он к тебе прикасался?

Саша отвлеклась от своих воспоминаний и сконцентрировала своё внимание на Денисе. Поза его расслабленная. Взгляд: чистый, спокойный. А голос тихий и деловой. Как ему удаётся всегда держать себя в таких стальных тисках? Ей бы его самообладание в вечное пользование.

— Нет.

— Что ещё можешь сказать?

— Клюев повёрнут на чистоте и порядке. Перед каждой «игрой», он заставлял девушек тщательно принимать душ. Естественно, под его пристальным присмотром и комментариями.

— У тебя только клеймо и один длинный шрам на спине?

— Нет. Есть ещё один большой шрам.

— Где?

Саша покраснела и отвернулась. Денис медленно поднялся со своего места и, подойдя к креслу, в котором она сидела, присел на корточки.

— Этот шрам больше, чем на спине?

— Нет.

— Ты можешь показать мне их: клеймо и второй шрам? — продолжил спокойно допытываться Денис.

— Нет! — испуганно взвизгнула она.

— Почему? Стесняешься?

Саша утвердительно кивнула, но взгляд не подняла.

— А если я очень хорошо попрошу? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Нет.

Денис вздохнул. Взял её руки в свои.

— Что-то ещё можешь сказать?

— Всех девушек похитили в течение одной недели… Место, где нас держали, явно заранее было подготовлено… Не знаю, что ещё.

— Хорошо. Для первого раза очень даже хорошо. Ты молодец, Маленькая.

Саша подняла свой робкий, наполненный болью и затаенной надежды взгляд на Дениса. Он улыбнулся. Его ласково-одобрительной улыбке захотелось улыбнуться в ответ.

Керий меж тем удобнее уселся на полу, так и не разрывая их зрительного контакта, и сказал:

— Знаешь, мелким я был вообще не выносимым. Наверное, ещё немного и мать с отцом открестились бы от меня совсем. Или отвезли бы обратно в роддом, откуда когда-то забрали, — усмехнулся он своим словам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Саша натянуто улыбнулась. В его слова верилось с трудом.

— Не верю, — отрицательно качая головой, возразила она.

— Зря, очень даже зря. Мама рассказывала, что я с самого рождения был неспокойным ребёнком. Мне вечно нужно было куда-то забраться, что-то сломать и с кем-то поругаться. Эдакий чертёнок. Отец думал, что какая-нибудь спортивная секция меня усмирит и научит жизни, но не тут-то было. Научившись драться и защищаться, я стал ещё больше вляпываться в сомнительные истории. Как не дошло до наркоты, самому интересно. Но здесь был один нюанс: я, ни спиртное, ни сигареты, ни тем более, всякую дурь — не признавал. Оттянуться и так всегда можно было на полную катушку, чем я и занимался. В школе на родительских собраниях учителя всегда говорили, что из меня не получится нормального человека. Мать в истерику, отец за ремень, а я в окно. Благо жили на первом этаже… К чему я это все говорю? Мне было пятнадцать лет. Девятый класс мне давался трудно и скучно. Я вообще наотрез отказывался сдавать экзамены. На фиг эта учеба вообще нужна, когда на улице тепло, речка, пацаны и драки? Вот я и забил на всё, — Денис горько усмехнулся, и Саша кожей почувствовала его боль.

Его рассказ отвлекал от собственных болезненных воспоминаний, и она ему безмерно была благодарна за предоставленную возможность так быстро отвлечься от своего прошлого на что-то другое. Особенно на рассказ о жизни Дениса, но видеть в его глазах боль и вину… Это, оказывается, тоже может причинить боль.

— Отец работал водителем на хлебозаводе. Чтобы семья ни в чём не нуждалась, работал практически без выходных. Я был так поглощен собой и гульками, что даже не заметил, как отец стал сдавать физически. Не замечал и встревоженного взгляда матери… Отец умер от инфаркта, на работе, за рулем. Но, несмотря ни на что, остановить машину успел. И всё. Больше нет отца. Мама дозвонилась мне только вечером. Я сначала вообще не хотел отвечать, думал, опять начнет нотации читать. А она: «У папы случился инфаркт. Приезжай, пожалуйста, домой, надо готовиться к похоронам». Знаешь, каким бы я не был раздолбаем, но отца я всегда любил и восхищался им. Он отдавал всего себя семье и работе. Никогда не жаловался. Никогда не кричал. Так, повысит голос в воспитательных целях. Всегда собран, благоразумен и с доброй улыбкой на лице. А как он смотрел на мать… Его не стало, а я даже не смог попросить прощение за все обиды и неповиновение. Но как ни странно, но ума произошедшее горе мне не дало. Каким был раздолбаем таким и остался. Прошла неделя после похорон отца, и я сбежал от угнетающей обстановки в доме. Экзамены я, кстати, сдал только благодаря учителям. Они надеялись, что после девятого класса я пойду в какое-нибудь ПТУ или какой-нибудь техникум… Неделю я где-то шлялся, даже пару раз напился. И в один из вечеров мы с пацанами решили пойти на «дело». Градус в крови придавал мужества и дерзости, которых во мне было и так хоть отбавляй. Забрели мы в частный сектор, присмотрели себе дом побогаче, и полезли через забор. Туда путь прошел на «ура», забрели в сад, потрясли яблоню, естественно, она нам ничего не дала. Яблоки зеленые, мелкие, ну мы и залезли на ветки, и давай хомячить. Вкусно было неимоверно. Мы когда уже лезли обратно через забор, я штаниной зацепился и повис головой вниз. Забор со штыками, пацанам ничего, а я застрял. Эти типа друзья поржали с меня и свалили. А я вешу вниз головой и чувствую, как что-то тёплое стекает от локтя вниз по руке. Потом уже пришла адская боль и понимание ситуации: когда сорвался вниз головой с забора — порезал руку. Недолго думая, дёрнулся и полетел на землю, заработал ещё и перелом руки. Как домой доковылял, точно не помню. Помню только глаза матери полные обреченности и боли. Мама не проронила ни слова, молча, обработала раны, отправила в душ. Помогла переодеться и, вызвав такси, повезла в больницу. В тот вечер я в полной мере осознал, какое я ничтожество и какая у меня замечательная мать. А ночью из-за боли в сломанной правой руке и от швов на левой руке, молча глотая свою боль, слушал тихое рыдание мамы за стенкой. Вот так вот я повзрослел.