скрип зубов, решила сильно не нарываться. — Всё будет в порядке, если там кто-то есть, я тут же уеду.

— Мари, естественно там никого не будет. На улице плюс сорок два, никто в здравом рассудке летом не выходит из-под кондиционеров до вечера. Это опасно, ты можешь получить тепловой удар.

— Мне приятно, что ты за меня волнуешься, правда, Кир. Но мне надо на пляж именно сегодня, сейчас. Я ненадолго. Ты же сможешь пережить остаток дня без меня?

В ответ раздаётся какое-то рычание вместо слов, и он сбрасывает звонок. На самом деле он уже вполне обходится без моей помощи в офисе, привыкнув к пространству и окружению. Коллеги же, зная о его особенности, сами убираются с его пути. Нет, за мальчишку я не переживаю.

Вот и пляж. Солнце печёт нещадно, но я с упёртостью мазохиста преодолеваю крутые ступени. Шёлк платья хоть немного холодит, и по здравом размышлении, я решаю не снимать его и никаб — обгореть не лучшая идея. Я приехала к морю, но это не то море. Не тот пляж. Всё не то. И облегчения, на которое надеялась, я не испытываю. Только удушающую жару. Всё же климат Кио хоть и жаркий, но гораздо более благоприятный, там никогда не бывает такого зноя. Вечные комфортные двадцать восемь градусов. Подойдя к самой кромке воды, шепчу волнам отнести мой привет близким, передать, что я люблю и скучаю. Но это всё, конечно, сентиментальные глупости. Не пробыв на пляже и пятнадцати минут, я возвращаюсь в машину.

Решив хоть чем-то побаловать себя сегодня, заезжаю в магазин и набираю разных сладостей. И тут меня осеняет. Бутылка в руках Рашида. Он ведь поставил её за диван. И я более, чем уверена, что она всё ещё на месте. Если этот день уже ничем не исправить, тогда хотя бы расслаблюсь, решаю я. И, выложив из тележки уже непривлекательные для меня лакомства, отправляюсь добывать закуски и колу.

Бутылка находится на своём законном месте. Ого, как тут пыльно, видимо, робот до этого места не добирается. Но я тут же забываю об этом, как о чем-то совершенно незначительном. Включаю глупый сериал и занимаюсь тем, чем никогда не занималась раньше — напиваюсь в гордом одиночестве. Всё когда-то бывает впервые.

К моменту, когда мой надзиратель возвращается домой, мне уже достаточно весело и море по колено. Видимо, у Кира не только тонкий слух, но и нюх. Едва зайдя в гостиную, он морщит нос и спрашивает, по какому поводу вечеринка.

— Как ты мог забыть о дне рождения своей любимой наложницы, мой великий господин? — потеряв всякий стыд, кривляюсь я. Мальчишка выглядит ошеломлённым, только непонятно, моим нетрезвым состоянием или днём рождения. Скорее всего, и то, и другое.

— Мари, — начинает было, но тут же умолкает, ибо, что тут скажешь.

— Не переживай, Кир. Откуда тебе было знать? — иду на мировую. Но тут же снова нападаю. — Ты же не моя семья. И даже не друг.

Вижу, как раздуваются его ноздри. Никто не любит слышать правду. Склонив голову к плечу, наблюдаю за ним. Все происходящее жутко веселит и вызывает пьяные смешинки. Смотрю, как Кир медленно приближается ко мне, но не делаю попыток удрать. Почему-то в данный миг не ожидаю от него подвоха. Он же хватает меня, закидывает на плечо и выходит из гостиной. Торча попой кверху, я совершаю увлекательнейшее путешествие в… душ. Его душ. Поставив меня на ноги, Кир врубает холодную воду. А я, вместо того, чтобы возмутиться творимым произволом, начинаю хохотать. Вид злого и мокрого Кира ужасно меня веселит. Он же спокойно стоит и ждёт, когда меня отпустит, впрочем, не убирая рук с моей талии. Наконец, отсмеявшись, я понимаю, что ледяная вода мне не нравится категорически и меняю режим. Подставив лицо тёплым уже струям, от беспричинного смеха перехожу к таким же беспричинным слезам. Хотя нет, вот как раз для слёз у меня причин, пожалуй, хватает. Видимо, уловив перемены в моём настроении, Кирам обнимает меня и крепко прижимает к себе.

— Никогда так больше не делай, — говорит мне на ухо. — Это не достойно тебя, ты же гораздо выше этого, Мари.

— Да что ты вообще обо мне знаешь! — возражаю запальчиво и выкручиваюсь из его рук. Кир отпускает, хотя для него не составит труда удержать меня. Мне не хочется идти через весь дом в мокром, противно облепляющем ноги, платье, поэтому просто снимаю его прямо в душе и бросаю на пол. Туда же отправляются бра и трусики.

— И только поробуй ко мне прикоснуться, — шиплю злобно, заметив, как Кир провожает глазами сброшенную одежду. Бесстыдно протиснувшись мимо него, гордо удаляюсь в свою спальню. По дороге бурчу себе под нос, что даже напиться спокойно не дадут.

КИРАМ

Господи, дай мне сил остаться адекватным человеком. С такой ненормальной бейгали это почти непосильная задача. Когда Мари разделась и, абсолютно обнажённая, протиснулась мимо меня, сбегая из душа, я еле сдержался, чтобы не схватить и не зацеловать поганку. Но я не хочу и не могу воспользоваться её состоянием, всё должно быть по-честному.

А с днём рождения я, конечно, облажался. Может, есть ещё шанс что-то исправить? Вспоминаю, что давно не дарил ей цветов, с момента как попал в больницу, и тут же заказываю несколько букетов. Но за одни только цветы мне прощения не видать. Да и не только в прощении дело. Хочется поднять ей настроение, порадовать. Эти слёзы утром, дурацкая поездка на пляж и неизвестно откуда взявшийся алкоголь говорят только об одном — моей девочке весьма и весьма паршиво. Как она привыкла отмечать свои праздники? Наверняка, в компании друзей на весёлых вечеринках. Мои друзья пока не стали её друзьями, без сомнений, такие гости не поднимут Мари настроения. Даже думать не хочу, что кроме друзей ей нужен ещё и Эванс. Меня достаточно. Должно быть. Мне нужен идеальный подарок, чтобы отвлечь её, убедить, что в Палере, и со мной в частности, не так уж и плохо. Знаю, что у Дины спрашивать бесполезно, они слишком разные. Дозвониться до Мэй не выходит. Тогда залезаю в международную сеть и задаю в поиск ее имя. Что-нибудь должно же вылезти. И вылезает. Лучше бы я посоветовался с Диной, сберёг бы нервные клетки. Среди статей, написанных Мари, мне попадается её видео-интервью. И дает это интервью она вместе со своим женихом. Весёлым и беззаботным голосом, какой редко слышу от неё, она обсуждает с девушкой-репортёром и своим придурком