Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Простите, — догнал его Романов.
— А? — белый костюм приставил к уху ладонь. — Громче говори, сынок, не слышу.
— Можно спросить?
— С кого спросить? — грубо сказал старик. — С меня? Ты не охуел ли, любезный?
— Я только один вопрос хочу задать. Про книгу! — прокричал Арсений.
— Ты меня еще в метро выпасал, у меня глаз наметан. Ты из общества создания крыши или как вас там?
— Кто написал книгу, которая у вас в руках?
— Вот эту?
Старик повертел книгой у Романова перед лицом, чего было достаточно, чтобы прочитать на потертой обложке название — «Загадки Мирового океана».
— Слышишь, командир, не надо меня разводить, — белый костюм сделал шаг назад. — Я этот фокус знаю: один глупый вопрос задает, другой барсетку из машины тянет.
— Так у вас же нет машины.
— Ты зубы мне не заговаривай. Ищи других лохов.
Потрясенный страшной догадкой, Арсений отправился к башне с часами. Как бы в насмешку над изнывающими от жары людьми, из маршрутки, грязной и поцарапанной, как морда старого кота, площадь оглушал модный шансон.
От ветров таких берет дрожь
Черным парусом дрожит зонт
Ведь на Киевском всегда дождь
А на Кутузовском еда, сон.
Вопреки песне, а может, и благодаря ей, на небе не было ни облачка. Убеждаясь в этом, Арсений задрал голову и сразу натолкнулся на что-то мягкое и легкое.
Перед ним стояла девчонка с цыплячьим ежиком волос на голове, не по жаркой погоде одетая в зеленый френч и черные джинсы. Глаза ее были заплаканными.
— Простите, пожалуйста, — извинился Арсений.
— Нет, ничего, — она шмыгнула носом. — Ничего страшного. — По остаткам подсыхающей туши на щеках и покрасневшим крылышкам ноздрей Романов понял, что плачет она уже давно. Рядом стоял чемодан цвета бордо на колесиках и огромная зеленая сумка размером с корову.
— Вам помочь?
— Если можно. Мне до вокзала дотащить. Чемодан я повезу, вы только сумку.
Арсений посмотрел на башню. Часы показывали половину пятого. Вопреки своим размерам, зеленая сумка была не очень тяжелой. После того как вещи оказались в камере хранения, Арсений и Кузя (так ее звали, а полное имя — Козетта) опять вышли под солнце.
— Спасибо огромное, — Кузя успела привести себя в порядок, и Романов отметил, что у нее красивые глаза. — Хотите, я вас пивом угощу?
Пить пиво перед собеседованием не стоило. Арсений согласился на сок, а для себя девушка взяла пол-литра черного «Мордора». У привокзального фонтана было как всегда многолюдно. Казалось, что приезжие с клетчатыми сумками, дети, милицейский патруль и цыганское семейство невероятным образом договорились между собой о создании общества шума и мусора, поэтому вокруг было грязно, и над всем висел невнятный гул голосов, перемешанный с водяной пылью.
— Ты приехала или уезжаешь? — спросил Арсений, когда они разместились верхом на гранитном парапете.
— Мне все равно, — глаза Кузи опять наполнились слезами. — Знаешь, как надо пить пиво, когда всего одна бутылка? Сначала большой глоток. Потом маленькие. А когда остается четверть бутылки — залпом.
Подкрепляя теорию практикой, Кузя запрокинула бутылку, от чего стала похожа на горниста, и начала вливать в себя остатки «Мордора». Все это время, окрашенное сопением и судорожными глотками, Арсений на нее смотрел. Тонкая шея, беззащитно дергающееся горло и маленькие уши с бесцветным пушком вызвали у него прилив бесконечной нежности. Поставив пустую бутылку на парапет, Кузя с вызовом посмотрела на Романова. Часы на башне показывали без шести пять.
— Слушай, мне надо идти, — сказал Арсений. — Держись.
— Спасибо, — шмыгнула носом Кузя. — Можно я тебе позвоню, если не уеду?
— Конечно. Пиши номер.
Удаляясь от фонтана, Арсений несколько раз оглядывался. Первый раз Кузя махнула рукой, а потом делала вид, что ничего не заметила. Под башней с часами люди в оранжевых комбинезонах собирались отправить в небо яркий рекламный аэростат, похожий на притянутого к земле Гулливера. Никакой машины с номером 20–13, конечно же, нигде не было. Арсений пошел обратно к фонтану.
— Вы Романов? — крепкий молодой человек в белой рубашке перегородил ему путь. — Я за вами. Вон машина стоит.
Арсений уселся впереди и попытался сосредоточиться перед встречей. Наблюдая проплывавшую за окном имперскую архитектуру, он перебирал в памяти события последних дней. Окончательный разрыв с Верой, книга в руках глухого старика в белом спортивном костюме и последовавшая в этой связи грустная догадка насчет Иваныча, плачущая Кузя и ее бордовая сумка слиплись в пельмень единого воспоминания и стояли поперек горла. За окном мелькнула арка Кутузовского проспекта. «Бумер» ловко маневрировал между машинами, пока не вырулил на Рублевское шоссе, где встал в пробку. Пузатые иномарки тупо нюхали друг друга в выхлопные трубы, и водитель, вынужденный ехать со скоростью улитки, тихо вздыхал. Примерно через полчаса машина лихо подкатила к серому зданию, сильно напоминавшему обычную среднюю школу.
— Вам туда, — показал он Арсению на вход. — Второй этаж.
Не повстречав по пути ни одного человека, Романов толкнул обитую кожей единственную дверь с табличкой «Невесомость Инвестмент». За дверью раскинулся зал размером с автостоянку. Судя по затертой цветной разметке на полу и кубкам на пыльных полках, раньше здесь был школьный спортзал. Единственным офисным атрибутом был директорский стол у дальней стены.
— Входите, Романов, — голос человека, сидящего за столом, был знакомым. — Рад, что вы здесь, — Дамианский пожал руку Арсению. — Я когда узнал, что вы приедете, решил лично проинструктировать.
— Здравствуйте, Алексей Николаевич, — Романов не знал, что говорить дальше. — Все это случайно вышло…
— Именно! — Дамианский радостно провернулся в кресле. — Вижу, вы в курсе дела.
— Не совсем.
— Тогда ответьте на один вопрос, — спросил доминирующий. — Вам деньги нужны? В таком случае, не будем терять времени. Тем более, что его нет. Держите!
Дамианский достал из кармана и бросил на стол игральную кость. Прокатившись по матовому стеклу, янтарный кубик остановилась у самого края.
— Пять, — констатировал Алексей Николаевич. — Берите кубик. Он скоро пригодится.
За спиной Дамианского оказалась еще одна дверь, украшенная календарем за прошлый год. Пройдя по длинному коридору, они остановились у двери номер пять, над которой висела табличка «Кабинет литературы». Похоже, здание, и в самом деле, когда-то было школой.
Рабочее место Арсения представляло собой обычный кабинет литературы. В три ряда стояли старые парты, а со стены смотрели портреты классиков. Романов отметил, что все они были развешены по официальному рейтингу. Первым висел Солнце русской словесности Пушкин, а за ним, в соответствии с планетарной системой: Меркурий русской словесности Бродский, Венера — Набоков, Земля — Эртель, Марс — Маяковский, Юпитер — Толстой, Сатурн — Чехов, Уран — Булгаков, Нептун — Гоголь и Плутон — Достоевский. Далее мерцали литературные астероиды — Есенин, Хлебников, Куприн, и другие. На прочих стенах висели плакат «Глухие согласные» и правила орфографии, а над доской — транспарант «Литературу уже затем изучать следует, что она ум за разум заводит». На учительском столе лежала толстая книга и стоял старенький факс.