— Чтоб тычка дать гаденышу. А теперь тихо, а то Анж разбудите.

Их обступает густая и теплая темнота спальни, где различимы лишь слабое посапывание Анжелы да ее животный, сладкий молочный запах. Ребенок тихо лежит на спине с закрытыми глазами.

Джеймс тычет его линейкой в горло.

— Джим! — говорит Клара.

— Ш-ш-ш. — Джеймс еще раз пихает ребенка линейкой.

Чарли открывает глаза и недоуменно постреливает зрачками туда-сюда, обводя комнату взглядом.

Тогда Джеймс опять тычет его, на этот раз посильнее, в живот.

И тут происходит следующее. Скривив губы, ребенок издает довольный смешок — легкомысленный, веселый, булькающий — и одновременно машет ручками в умилительном возбуждении.

— А-а-а-х ты, золотце мое! — Клара почти не в силах сдерживать свои шумные излияния. — Смотри, Джим, смеется! — Она наклоняется над кроваткой и протягивает Чарли палец, который тот крепко цапает своей крошечной лапкой. — Ах ты, господи…

В отчаянии Джеймс рычит:

— Оно никогда раньше так не делало. Понимает, блин, что вы здесь. — Он еще раз повыше поднимает линейку, но Клара хватает его за руку и говорит разъяренным шепотом:

— Джим, ты у меня получишь, если еще раз тронешь ребенка. Ничего в нем такого странного нет. Прекрасный малыш — не чета тебе.

— По-моему, все нормально, парень, — добавляет Ад и.

А Трой тянет с выражением усталой непричастности:

— Ну, пойдем уже, что ли?

Не дождавшись ответа от Джеймса, который словно окаменел от сдерживаемой ярости, Ади, Трой и Клара поднимаются на ноги и идут на цыпочках к двери.

— До свиданья, ягненочек ты мой сладкий. — Клара поглаживает ручку ребенка.

Джеймс трясет головой, вздыхая:

— Идите вниз, я сейчас.

Клара задерживается в дверях.

— Я тебя предупреждаю: не вздумай опять его ткнуть, Джим. И вообще, дай-ка сюда линейку.

Джеймс с недовольной миной отдает линейку Кларе и снова присаживается у кроватки. Ему слышно, как друзья хихикают на лестнице.

Остаются два варианта, оба крайне неприятные: либо существо гораздо умнее, чем он считал, либо все это ему почудилось. Он сидит на корточках, пытаясь решить, что хуже, потом заглядывает в кроватку. Существо безмятежно смотрит на него в ответ. Теперь он больше не усмехается, ничего не делает — просто лежит в своей кроватке, как обычный ребенок. Джеймс наклоняется, осторожно поправляет одеяльце у Чарли под головой и кладет обратно на подушку маленького белого — заляпанная шерсть потускнела от постоянного жевания — барашка по имени Бе-бе, с которым привык засыпать его сын. Он подтыкает одеяльце, прикрывает высунувшуюся наружу маленькую ножку Чарли.

Джеймс уже готов встать и уйти, как вдруг Чарли, уставившись на него, тянется, хватает за руку и произносит нараспев низким, гортанным шепотом:

— Джимми… Флойд… Хассельбайнк…

— Чего-чего? Ах ты, гад…

— Да. Джимми Флойд Хассельбайнк. Давай, беги вниз, расскажи им, ты, придурок. Они тебе не поверят. А повторять я не собираюсь.

Внизу, в прихожей, Джеймс прямо-таки силком выпихивает друзей за дверь, на улицу, в ночь.

— Слушайте, спасибо, что зашли, — говорит он, силясь изобразить на лице натянутое спокойствие. — Я как-то… то есть мы с Анжелой, мы оба последнее время в каком-то жутком стрессовом состоянии. Вы извините, что я сегодня…

Они стоят плечом к плечу, недоверчиво наблюдая за Джимом.

— Я что хотел сказать, спасибо, что заскочили. Для меня это, знаете, так важно…

— С Чарли все в порядке? — отрывисто перебивает Клара.

— Что? Чарли? Да, Чарли себя отлично чувствует, просто отлично. Отсыпается, хе-хе, после ночной побудки. Слушайте… — продолжает он, одной рукой открывая входную дверь, а другой выпирая из дому сначала Ади, а за ним Клару, — может, выпьем вместе как-нибудь на следующей неделе? В «Роще», а? Мне полезно из дому выбираться, да и Анжи, по-моему, тоже. А то все торчишь взаперти, просто мозги протираются…

Никто из них не торопится уходить. Шли бы вы домой, думает, прикусив губу, Джеймс, топали бы отсюда.

— Точно у тебя все нормально? — спрашивает Ади.

— Да-да, абсолютно замечательно. Устал, правда, немного, вот и все. Пойду, пожалуй, прилягу отдохнуть, — отвечает Джеймс, потирая виски и одновременно решительно выпроваживая Троя за порог.

— До скорого! Счастливо добраться! Пока! — говорит он наконец, закрывая дверь и немедленно запираясь на тяжелый противовзломный засов.

Трой, Ади и Клара стоят на тротуаре рядом с домом Джеймса, смущенно сгрудившись в кучу и не очень понимая, что делать. На улице ни души, почти ни звука, не считая отдаленного шума машин, доносящегося с Камберуэлл-роуд.

— У него что, крыша поехала, что ли?

Все согласно кивают на слова Ади.

— С ребенком трудно, особенно Джеймсу, в его-то взвинченном состоянии. Надо нам приглядывать за ним. Подумать только — собственного сына линейкой тыкать. Бедному крохотуле, наверное, больно было, — говорит Клара.

— Поосторожнее надо, а то, блин, еще наедут эти, социалы. Синяки ведь могут остаться.

Ади потирает руки: ночь такая холодная — похоже, дело идет к первым настоящим заморозкам в этом сезоне. Стоит конец ноября, почти все время темно.

— А спать он, между прочим, не лег.

Ади и Клара оборачиваются. Отойдя от них и уперев в бока руки, Трой всматривается в выходящее на улицу окно.

— Что он теперь задумал?

— Погляди.

Свет в гостиной погашен, но дверь в коридор приоткрыта, так что внутри достаточно светло, и им хорошо видно, чем занят их друг. Скрючившись на четвереньках за диваном, сжимая в руке молоток, он ждет.

Триша с ребятами отправились во Флайворлд© — «400 квадратных метров дерьма», как сообщается в брошюрах. Так у нас в роду заведено, ездить туда на День св. Марка, в апреле, числа 25-го, как только ветерок по-настоящему потеплеет и совсем рядом, над лужайками, зарослями терновника и липами поплывут летние запахи. Может, и я к ним подъеду, хотя не знаю: последнее время такое чувство, будто у меня выработался иммунитет к подобным в кавычках радостям. Что-то нет энтузиазма околачиваться среди множества разгоряченных, гудящих тел, похожих на твое собственное. Все скачут, копошатся, блюют, галдят и трахаются, как ненасытные, а порой в кулуарах и до насилия доходит — народ ведь слегка нагрузившись и перегревшись, отсюда и раздутые страсти. Да ты, читатель, наверное, и сам бывал в подобных местах, должен понимать, о чем речь. Наездники-злопыхатели тоже постоянно вертятся вокруг, пытаются пристроить своих отвратительных деток. Поэтому, в частности, более изысканной публики там не встретить — мотыльки и бабочки, наши собратья-аристократы, во Флайворлд© отдыхать не ездят. И потом, эти друзья вообще к дерьму равнодушны.