Незадолго до отбытия Никсона один из членов его группы — Димитрий Сайме (которого в Москве, в МГУ еще помнят как Диму Цимиса) получил приглашение от высокопоставленного сотрудника КГБ Юрия Зимина. Встреча состоялась в гостиничном номере. Зимин сказал, что ему есть что передать от Крючкова. Устав от нескончаемой битвы между Горбачевым и Ельциным, старый товарищ Горбачева Анатолий Лукьянов, возглавляющий Верховный Совет СССР, готов отодвинуть обоих и взять власть в свои руки. Лукьянова поддержит армия и КГБ. Пусть Буш знает, что выступление против становящегося все менее популярным Горбачева становится неизбежным. США должны быть готовы к такому повороту событий. Никсон передал все это Бушу и Бейкеру дословно, но те встретили «привет от Крючкова» скептически.

* * *

Президент Буш тогда более всего интересовался реализацией Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ОВСЕ). Именно на эту тему он слал письма президенту Горбачеву в феврале — марте 1991 г. Помощник Горбачева Анатолий Черняев обеспечил вручение этих писем Горбачеву без промедления. (Обратим внимание: Горбачеву, а не министру иностранных дел Бессмертных, как полагалось по протоколу). Горбачев воспользовался встречей, чтобы сказать американскому послу о том, что следует встречаться с его людьми, а не с представителями его политических соперников. Мэтлок пишет, что следовать строго этому совету было сложно: «Сегодняшний интимный советник мог завтра оказаться предателем».[81]

В Вашингтоне не все могли постичь «тонкости» эпической битвы Ельцина с Горбачевым. 28 марта 1991 г. посол Мэтлок получил из Вашингтона очередное срочное послание, в котором требовалось вручить «максимально высокому политическому лицу» в Москве предупреждение, что кровопролитие создаст серьезные препятствия на пути улучшения двусторонних отношений.

Тем временем, в ходе мартовского референдума, огромное большинство населения СССР высказалось за сохранение страны. 76 процентов населения высказались за обновленный союз. В России за Союз проголосовали 71 процент, на Украине — 70 процентов, в Белоруссии — 83 процента. В Средней Азии «за» голосовали от 93 до 98 процентов. (Напомним еще раз, что референдум подвергся бойкоту в Прибалтике, Грузии, Армении и Молдове).

Но и за получение Ельциным — главным орудием крушения союзного единства — поста президента Российской Федерации проголосовали те же 70 процентов — многие жители крупных городов. Оба президента трубили о своей великой победе. То была великая трагедия огромной страны, ее развал и распад теперь приближалась буквально с каждым днем.

Михаил Горбачев и Валентин Павлов 25 марта выпустили указ, запрещающий массовые сборища и демонстрации в столице на период в три недели, на протяжении которых московская милиция обязана была подчиняться центральному Министерству внутренних дел. Строго говоря, Горбачев боялся массового протеста против подъема цен на предметы первой необходимости.

Ельцин подал эти меры как демонстративный удар по демократии. Проельцинские силы решили игнорировать президентский Указ о демонстрациях, и это вынудило Горбачева разрешить манифестации. 28 марта 1991 г. шествие прошло по Москве в защиту ельцинского варианта развития. Но как вызов этому декрету сто тысяч москвичей, демонстрируя верность Горбачеву, обрались на Васильевском спуске у Кремля. В соседних переулках примерно пятьдесят тысяч милиции и внутренних войск напряженно ждали развития событий. У тех, кто верил в неизбежность внутреннего столкновения, складывалось впечатление, что Горбачев поверил в свою твердую руку.

Еще одно тектоническое смещение произошло в ходе начавшегося 28 марта 1991 г. Съезда народных депутатов РСФСР. Ельцин сделал еще один шаг к'своей цели — выборы президента РСФСР были назначены на 12 июня 1991 г. Александр Руцкой своим переходом вместе с группой «Коммунисты за демократию» на сторону Ельцина резко усилил позиции последнего. Ельцин немедленно двинулся еще далее вперед: потребовал чрезвычайных прав, аналогичных правам, данным Горбачеву в масштабе СССР. Последовавший визит во Францию укрепил международные позиции Ельцина, его со всеми почестями принял президент Франции Миттеран.

Что касается Горбачева, то трудно назвать успешной его поездку в Японию в середине апреля 1991 г., где он снова неустанно славословил «новое политическое мышление», которое у граждан вызывало уже только скрежет зубовный и невероятную оскомину.

22 апреля Горбачев сотоварищи возложил цветы, венок к мавзолею Ленина. Как оказалось, в последний раз.

Эдвард Хьюэтт — вместе со всем ЦРУ — убеждал, что Вашингтон слишком медленно реагирует на события в СССР. В Белом доме Бушу все громче советовали переориентироваться на Ельцина. Пока Ельцин ездил во Францию, посол Джек Мэтлок срочно в апреле слетал в Соединенные Штаты. Вопрос был неотложный: как совместить «узаконенное» отношение к Горбачеву с растущей благожелательностью Америки к Ельцину.

Мэтлок сохранял тесный контакт с Ельциным со времени его избрания в Верховный Совет РСФСР в 1989 г. Однако некоторые влиятельные лица в Белом доме довольно скептично относились к переориентации с «проверенного» Горбачева на непредсказуемого Ельцина. Но обстоятельства диктовали свое: «Политическая значимость Ельцина росла, и его политика гармонировала с целями Соединенных Штатов: он хотел резких сокращений в советском военном бюджете, отказывался поддерживать безответственные режимы типа режима Саддама Хусейна в Ираке, высказывался за свободу прибалтийских государств, равно как и других республик, если они пожелают покинуть Союз. Во внутренних делах Ельцин поддерживал подлинные экономические реформы, включая права частной собственности и приватизацию государственных предприятий. Какими бы ни были сомнения в отношении его государственных способностей или его желания следовать демократическим принципам, если они не соответствовали его политическим интересам, для правительства Соединенных Штатов было важно поддерживать с ним контакт: без этого нельзя было понять конвульсий, сотрясающих Советский Союз. Более того, по мере того, как сила и влияние Ельцина увеличились, становилось все более важным установить способ взаимодействия с ним на тот случай, если достигнет высшей власти демократическим путем».[82]Теперь американское руководство внимательно изучало конституцию СССР, которая, как оказалось, позволяла союзным республикам завязывать сепаратные внешние связи.

Представляется, что беседы с экс-президентом Никсоном, таким же скептиком, как он сам, повлияли на Джорджа Буша. Только о нем, склонявшимся в пользу Ельцина, президент сказал: «Мне кажется, что он уловил нечто важное».[83]