Ядро мгновенно уменьшилось в размерах, как будто проглотило самое себя и превратилось в сияющий шар раскаленного света. Но где же Гэмблер? Испуганному взору Андерсона было видно, что на фоне матерчатой стены осталась лишь одна слабая, смутно вырисовывавшаяся тень. Это была тень его брата!

Лучи зеленого света, словно по мановению волшебной папочки погасли, вслед за этим вернулись звуки, и Андерсон услышал собственное участившееся дыхание. Он тут же насторожился и приник к потайному «глазку», чтобы увидеть, что произойдет дальше. Внутри полукруга все еще виднелось зеленое свечение с единственной яркой точкой внутри. Гамильтон наклонился к этому стремительно тускнеющему свету, и из его горла вырвались звуки — низкие, басовитые, трепещущие благоговением:

Иа, нафлгхн Ктулху Р'лайх мглв'нафх,

Эха 'унгл вглв хфлгхглуи нгах' глв,

Энгл Эха гх' иихф гнхугл,

Нхфлгнг ух'эха вгах'нагл хфглуфх —

У'нг Эха'гхглуи Аиих эхн'хфлгх…

Не мертво то, что в вечности пребудет,

Со смертью времени и смерть умрет.

Пока Гамильтон читал свое нечленораздельное заклинание, которое завершали две малопонятные строки — свет продолжал меркнуть; вскоре осталось лишь тусклое зеленое свечение, и тогда брат заговорил по-английски. Однако модуляции голоса и паузы позволили Андерсону сделать мгновенный вывод, что это не что иное, как перевод только что отзвучавших строк:

О, Великий Ктулху, спящий в Р'лайхе,

Жрец твой приносит тебе жертву,

Дабы ускорить твой приход

И приход иных Спящих.

Я, твой жрец, прославляю тебя…

И тогда Андерсона Тарпа охватил неописуемый ужас: только что на его глазах человека принесли в жертву чудовищному древнему божеству. Ему стоило немалых усилий не закричать. Он невольно попятился назад и… наткнулся на клетку с летучими мышами.

Прежде чем он успел броситься наутек, одна за другой, быстро сменяя друг дружку, произошли три вещи. Последние лучи зеленого света полностью погасли, и «музей» на мгновение погрузился во тьму, которую, однако, тут же сменил яркий свет. И пока Андерсон приходил в себя, из-за матерчатой двери появился Гамильтон. Его глаза злобно сверкали, лицо было искажено гримасой ярости.

— Ты! — с нескрываемым отвращением процедил он и схватил брата за воротник пижамы. — Что ты видел?

Андерсон рывком высвободился и сделал шаг назад.

— Я… я видел все, впрочем, я и раньше обо всем догадывался. Это же надо, мой брат — убийца!

— Избавь меня от своих лицемерных высказываний! — усмехнулся Гамильтон. — Если ты давно об этом знал, то успел стать пособником убийцы. — В его глазах появилось рассеянное выражение. — Да и в любом случае никакое это не убийство, хотя тебе этого не понять!

— Конечно, куда мне! — на этот раз пришла очередь Андерсона усмехаться. — Ты принес жертву твоему так называемому богу, Великому Ктулху! Были ведь и другие жертвы, верно?

— Были, — кивнул Гамильтон, который, как показалось Андерсону, погрузился в состояние транса.

— А где же тогда деньги?

— Деньги? — Отсутствующее выражение в глазах Гамильтона тут же исчезло. — Какие деньги?

Андерсон понял, что брат не притворяется и действительно не понимает вопроса. Так неужели главным его мотивом были отнюдь не деньги? Не личная выгода? А это значит…

Значит, все эти слухи и намеки на безумие брата, что ходили по их ярмарке, вовсе не досужие домыслы, не имеющие под собой никаких оснований?

Как будто в ответ на невысказанные вопросы, Гамильтон заговорил снова. Слушая его, Андерсон не мог не поверить в его слова.

— Ты такой же, как и все остальные, Андерсон. Ты не видишь дальше своего носа. И виной тому твоя безудержная алчность. Деньги? Ты думаешь, что Их интересует богатство? Нет, оно Им безразлично, так же, как и мне. Они богаты своей тысячелетней историей… Им принадлежит будущее.

Глаза Гамильтона вновь яростно блеснули.

— Им? Кого ты имеешь в виду? — нахмурившись, спросил Андерсон и попятился.

— Ктулху и остальным. Ктулху и Глубоководным, Их братьям и Им подобным, спящим вечным сном в исполинских склепах там, внизу. Иа, Р'лайх, Ктулху фхтагн!

— Да ты просто спятил!

— Ты так думаешь? — спросил Гамильтон и, шагнув к брату, приблизил к нему лицо. — Спятил, говоришь? Может быть, но только я вот что тебе скажу: когда ты и тебе подобные будут сведены до уровня домашнего скота, прежде чем Земля очистится от привычных тебе форм жизни, ваши жалкие стада будет пасти кучка преданных жрецов, среди которых окажусь и я. Я, ставший на службу Великому Ктулху!

Глаза Гамильтона вспыхнули сатанинским огнем.

Услышанное окончательно уверило Андерсона в том, что его брат безумен. Однако, несмотря на этот чудовищный вывод, он попытался извлечь из него хотя бы какую-то выгоду.

— Гамильтон, — произнес он после недолгого раздумья, — никто не может запретить тебе поклоняться каким угодно богам, но только не забывай о том, что нам с тобой нужно на что-то жить. Твое поклонение Ктулху может принести нам неплохие деньги. Если только…

— Нет! — злобно прошипел Гамильтон. — Мне довольно одного поклонения Ктулху. Больше мне ничего не надо. Вот здесь, — он кивком головы указал на огороженный участок «музея» у себя за спиной, — находится Его храм. Приносить Ему жертвы и одновременно думать о собственном благополучии было бы просто кощунственно. И когда Он придет, то может отвергнуть меня!

При этих словах глаза Гамильтона расширились, и он вздрогнул.

— Ты не знаешь Его, Андерсон. Он бог, великий и ужасный, страшный и могущественный. Сейчас Он находится далеко от нашего мира, покоится в глубинах Р'лайха, но Его небытие — это скорее не смерть, а сон, и Он непременно пробудится ото сна! Когда звезды встанут на нужные места, мы выберем тех, кто ответит на Зов Ктулху, и тогда Р'лайх возвысится вновь, и вселенная содрогнется в изумлении! Ведь в древнем мире даже горгоны были Его жрицами! А ты говоришь мне о каких-то деньгах! — Гамильтон вновь презрительно усмехнулся. Судя по всему, в ту минуту он находился в полной власти безумия. Однако усмешка тут же сменилась коварной улыбкой: — И ты бессилен что-либо сделать — если скажешь другим хотя бы слово об увиденном, я под присягой заявлю, что ты с самого начала был моим пособником! Что касается тел, их никто никогда не найдет! Они отправились к спящему Ктулху, отправились в лучах света, который Он посылает мне, когда я, обращаясь к тьме, взываю к Нему! Так что доказать ничего не удастся…

— Может, и не удастся, но что в скором времени тебя упекут в сумасшедший дом, в этом я не сомневаюсь!

Шпилька угодила точно в цель. На мгновенно побледневшем лице Гамильтона появилось выражение испуга.