Сапиенза был абсолютно уверен, что в конце концов его ждет успех. Он начал глубоко штудировать все имеющиеся материалы по пропавшему «Грумману» и параллельно искать спонсоров для завершения этого проекта.

Шли месяцы, но он мало продвинулся в своих исследованиях, однако при этом изо всех сил старался сохранять оптимизм. В особенно тяжелые моменты он с горечью думал о том, что уже несколько лет не получал стабильной зарплаты. Те немногие сбережения, которые остались, предполагалось вложить в поиски биплана. Так он и жил: немного денег скопилось с лучших времен, немного он получил в наследство, иногда выручала понимающая подруга. Но по-настоящему его поддерживала лишь вера.

– Вера в этом деле самое главное, – заявляет Лу. – Я верю в национальную идею: не оставить ни одного человека забытым и затерянным.

И продолжает:

– Я понял, что все те трудности, которые мне приходилось испытывать в последнее время, так или иначе помогают мне в подготовке гренландской экспедиции. Я многому научился; далеко не у всех есть такой ценный опыт, как у меня. Я умею делать работу, за которую взялся. А для внутренней мотивации мне достаточно того, что семьи погибших и нынешние служащие Береговой охраны хотят вернуть домой останки героев. Если тела действительно там, на глубине под ледником, мы их найдем. Это то единственно правильное, что мы можем сделать, чтобы отдать должное им и тем подвигам, которые они совершили, спасая других.

С 13 по 16 ноября, все четыре дня после спасения Гарри Спенсера из расселины, в Коджи-бей снова бушевал буран. Постоянная метель и колючий снег с крупицами льда заставили девятерых членов экипажа «PN9E» безвылазно сидеть в развалившемся самолете. Они жались друг к другу для тепла, закутывались поплотнее в парашютный шелк и целыми днями думали о том, что же будет дальше. Им было, о чем беспокоиться.

Все ценное из носовой части бомбардировщика они перенесли в свое убежище. Даже сняли панели пола в радиоотсеке и настелили их в хвосте, чтобы было больше спальных мест. Для создания импровизированных лежанок использовали изоляционный материал из кабины пилота. Летчики перерыли сугробы вокруг «В-17» и нашли кое-какие личные вещи – несколько мешков с одеждой, сигареты, леденцы и жевательную резинку.

Надо было как-то следить за временем, и они придумали примитивный календарь.

Ноябрь – одиннадцатый месяц, – они обозначили, поместив в собравшийся в хвостовой части небольшой сугроб одиннадцать использованных спичек. Под ними шел второй ряд – в нем на тот момент было девять спичек. Именно столько дней прошло с момента катастрофы. Каждый день сюда добавлялся еще один «пометка». Некоторые из членов экипажа слышали, что никому еще не удавалось выжить на леднике дольше, чем две недели. Так что они предполагали, что будут спасены или погибнут еще до того, как в верхний ряд пополнится еще одной спичкой, то есть наступит декабрь.

Каждое утро они выбирались из укрытия, чтобы очистить крылья от снега, который намело за ночь. Усилия их были тщетными, хотя сами летчики этого не знали: все те дни метеоусловия не позволяли самолетам с базы вылететь на поиски. Хотя 13 ноября одна машина все же ненадолго поднималась в воздух, но на следующий день погода была вовсе нелетная. Пятнадцатого ноября вылетели два самолета, а 16-го снова был простой. Это значило, что команду «С-53» в те дни тоже никто не искал.

Ежедневные записи в журнале вылетов с «Блюи Вест-1» отражали плачевное состояние дел: «13 ноября 1942: нет возможности продолжать поиски из-за погодных условий… 14 ноября 1942: поиски пропавшего самолета невозможно вести из-за погодных условий. 15 ноября 1942: вылеты на поиски пропавшего самолета отложены из-за погодных условий и короткого светового дня…»

От экипажа Макдауэлла не было новых радиограмм, и военное руководство сомневалось, что пятеро летчиков с транспортного самолета еще живы. Но приказа о прекращении поисковой операции не поступало. Приближалась зима, ночи становились все длиннее, а солнечного света, дарящего тем, кто мерзнет на леднике, хоть немного тепла, было все меньше. В декабре в районе Коджи-бей рассветает очень ненадолго: от восхода до заката проходит всего чуть более трех часов.

Монтеверде вместе со Спенсером как старшие офицеры старались поддержать боевой дух подчиненных. Они следили, чтобы соблюдался режим. Все члены экипажа регулярно растирали ладони и массировали себе ноги: это не то чтобы позволяло согреться, но хоть как-то разгоняло кровь. Летчики старались двигаться, насколько позволяла погода, но места для разминки в отломившейся хвостовой части было немного: развернуться попросту негде. Члены экипажа играли в слова, рассказывали друг другу истории из жизни. Вуди Перьер признавался, что теперь знает о своих товарищах больше, чем обо всех собственных родных и близких вместе взятых, хотя познакомился с командой бомбардировщика всего чуть более недели назад, когда явился на борт в качестве добровольца-спасателя.

Когда подходило условное «обеденное время», они, как могли, разогревали скудную еду теплом своего тела, помещая ее под мышку. Библии на «В-17» не было, но они говорили о Боге и продолжали молиться. Все были христианами, хоть и из разных конфессий. Католик Монтеверде каждый день читал розарий[58] – это помогало ему сопротивляться отчаянию, охватывавшему человека в этом белом аду.

Когда между разговорами и молитвами повисала пауза, Вуди Перьер думал о своем родном штате Кентукки, об оставшихся там матери, двух сестрах, Бланш и Перл, о своей девушке Ирме Рей Йетс.

Как и все, кому приходилось голодать, Перьер и его товарищи часто говорили о еде и представляли ее в своих фантазиях. Вуди рисовал в своем воображении большие традиционные застолья со старыми добрыми стейками и отбивными, а еще грустил о маленьких сэндвичах, которые делала его мама – намазывала немного арахисового масла между двумя хрустящими крекерами. Перьер часто грезил о доме: он был мобилизован всего десять месяцев назад и за это краткое время из простого деревенского парня превратился в сурового полярного военного-связиста, а сейчас еще и числился пропавшим без ввести. Молодой штаб-сержант пытался утешить себя тем, что успел поздравить близких с Рождеством: он разослал открытки два месяца назад, чтобы они наверняка дошли в срок.

Как-то раз, когда несколько человек в маленьком отряде совсем приуныли, Монтеверде спросил:

– А кто из вас состоит в обществе шортснортеров?

Некоторые слабо улыбнулись – летчики понимали, о чем спрашивает командир.

«Шортснортерами» назывались входившие в неформальное сообщество летчики и летчицы, которые любили на досуге немного выпить и весело провести время. Это был своего рода клуб, появившийся в 1925 году. Его придумали несколько «крутых парней» – пилотов, служивших «в буше» на Аляске – иными словами, в тундре. Делать им было особо нечего, а потому они развлекались придумыванием всяких историй в духе путаных и противоречивых «пьяных баек», которые иногда рассказывают завсегдатаи пивных заведений.