Возможно, мы ошибаемся, и встречи двух товарищей в начале 10-х годов XVIII века были исполнены душевности и взаимоуважения. В конце концов, занятой Эрдман без особой нужды находил время навещать Баха, тоже не праздного человека. Но сохранилось письмо Баха к Эрдману — крик о помощи. В нем видно до подобострастия самоуничижительное отношение композитора к бывшему однокласснику, а ныне — важной шишке. Документ отправлен из Лейпцига в 1730 году. Оригинал его находится в Центральном архиве древних актов в Москве.

Да-да, именно в Москве. Желание Эрдмана сбылось. Он смог обратить на себя внимание Петра I во время путешествия императора по Европе в 1718 году и стал резидентом, то есть дипломатическим представителем, постоянно находящимся в иностранном государстве.

Он действительно имел влияние и, скорее всего, мог бы посодействовать переезду Баха в Россию. А со стремлением композитора руководить музыкальным процессом на больших пространствах можно только представить, на какие небывалые высоты вознеслось бы музыкальное искусство Москвы или недавно возникшего Петербурга. Но Эрдман на письмо не ответил, оставив нас кусать локти…

Не стоит порицать германского дипломата за этот поступок. Неудобный, взрывной характер Баха мог отбить желание помощи даже у более близкого друга. Что говорить об одноклассниках, чьи пути давно разошлись? Да и русской музыке не стоит печалиться о Бахе, как об упущенной возможности.

Вероятно, наоборот, ей повезло лучше сохранить свою самобытность, не попав под воздействие такого титана.

Письмо Баха нашел его биограф Шпитта, благодаря своему знакомому, имевшему доступ к русским архивам.

Завершая тему веймарских знакомых Иоганна Себастьяна, нельзя не упомянуть в этой связи Георга Филиппа Телемана (1681–1767) — самого «раскрученного» композитора эпохи барокко. Ромен Ролан называл его «счастливым соперником Баха». Действительно, судьба постоянно подбрасывала им поводы для соперничества, в котором Бах оказывался в проигрыше. Не единожды Телеман, будто злой гений, возникал на пути нашего героя, занимая выгодное место буквально перед носом у последнего.

Зато в XIX веке романтики отомстили за Баха. Удачливому сопернику припечатали клеймо «ремесленника»и «эпигона». Его фантастическую плодовитость и успешную карьеру использовали против него. Кто лучше всего пробивается? Ну, конечно, бездарность. Кто создает необъятное наследие? Разумеется, графоман. Даже музыкальных биографов и исследователей он долгое время не интересовал, поскольку сам написал свою биографию, да не единожды, а трижды, к тому же еще с литературным блеском. Разве может настоящий художник заботиться о таких мелочах? Вот Бах-то обошелся со своей биографией с редкостным равнодушием, дав повод разгадывать ее уже столько лет.

Любопытно видеть, как «по одежке» композитора встречают его музыку вполне бесспорные профессионалы. И как медленно и непредсказуемо формирует время свои полочки.

Сегодня сочинения Телемана вновь популярны, и судьба, похоже, перестала заставлять его соперничать с Бахом.

В жизни это соперничество совершенно не мешало композиторам дружить. Не во всем соглашаясь с Телеманом, Бах испытывал к нему глубочайшее уважение, и тот отвечал взаимностью. Они даже стали кумовьями, причем Телеман сам предложил себя в качестве крестного, когда узнал о рождении Филиппа Эммануэля. Семья Бах неоднократно гостила у Телемана.

Пусть этот выход самого известного и авторитетного из веймарских знакомых Баха завершится одой их современника, авторитетного теоретика и лексикографа Иоганна Маттесона:

В разветвленном роду Бахов среди оседлых городских и церковных музыкантов попадались бродячие шпильманы. Не покидая пределов Германии, они тем не менее не оставались нигде надолго, влекомые цыганской звездой странствования. В Иоганне Себастьяне жил этот «шпильманский зов», несмотря на напудренный парик и любовь к домашнему очагу. Он нуждался в свободе передвижения. В том, чтобы, вырвавшись из привычного круга, отдаться дороге, с ее неожиданными встречами и той особой созерцательностью, невозможной среди повседневной суеты.

«Цыганский» уголок своей души Бах очень ценил, защищая его почти так же яростно, как упомянутое музыкальное совершенство. Начальников, не уважающих его любовь к путешествиям, композитор наказывал долгими самовольными отлучками. Как же работодатели терпели такую строптивость?

Важно понимать, по каким поводам Бах покидал места службы. Разумеется, он не разъезжал по курортам, разве только вместе с начальством. Чаще всего ездил испытывать органы — новые или недавно отремонтированные. Его мнение ценилось начиная уже с юности. Его слух, настроенный на совершенство, не пропускал ни малейшего дефекта. К нему обращались за помощью магистраты и консистории то одного города, то другого.

* * *

Вильгельм Эрнст Веймарский с удовольствием отпускал своего гофорганиста в такие поездки. Они повышали рейтинг его музыканта, а значит — и его собственный. Гораздо меньше правителю нравились более близкие путешествия подчиненного. Бах часто ходил в расположенный по соседству Красный замок — резиденцию покойного брата герцога. Туда, где несколько лет назад служил скрипачом в капелле. Там работал кум Вальтер и жил талантливый принц Иоганн Эрнст. К моменту приезда композитора в Веймар мальчику исполнилось двенадцать лет.

Они любили музицировать втроем. Бах почти всегда выбирал альт — инструмент скромный, но создающий гармонию. Играющий на нем словно находится в самом центре музыки, в отличие от солиста, занятого самовыражением. Не менее интересным казалось Себастьяну наблюдать, как кум испытывает педагогические трактаты на своем царственном питомце.

Вильгельм Эрнст ничего не имел против композиторских опытов своего младшего племянника. Куда напряженнее складывались отношения со старшим. После смерти отца он стал соправителем герцогства и не во всем разделял взгляды своего дяди. По идее, Баху, если бы он опасался за свое место, не следовало вообще бывать в Красном замке. Но его позиции при дворе казались весьма крепкими. Герцог держал недовольство при себе, ценя возможность похвалиться выдающимся музыкантом перед другими царственными особами. А поводы случались.

Через несколько лет работы в Веймаре Баха пригласили за пределы Тюрингии — в Кассель, стоящий на гессенской земле. Кронпринц Фридрих, будущий король Швеции, пожелал послушать искусство веймарского органиста.

Народу на концерт собралось немного, но зато какого! Сплошь царственные особы и члены их семей. Баха этот факт особенно не взволновал. Он приехать делать привычную работу, в которой чувствовал уверенность. Сел на органную скамью, бегло осмотрел инструмент. Он играл свои новые пьесы и самое любимое из Букстехуде. Потом начал импровизировать на темы известных хоралов.

Связь с публикой у органиста совсем иного рода, чем у певца или скрипача, видящих глаза слушателей. Органист сидит спиной к залу. Как же ему понять реакцию людей? Уловить и оценить сверлящие взгляды? Или устремить помыслы ввысь, ожидая небесного одобрения?