Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я сожалею, что согласился на план Матильды изображать почтение к Уингейту, — сказал Джон.
— Не думаю, что твой отказ многое бы изменил, — со вздохом признала Рена. — Он строит планы без оглядки на нас. Все равно как когда тебя душат.
— Забудь пока о нем, любимая. Обними меня, и давай поговорим о хорошем.
Рена уютно устроилась в его объятиях, радуясь этим драгоценным минутам счастья. Быть может, ей придется жить ими до конца своих дней.
Но молодых людей потревожил стук в дверь.
— Кто это может быть так поздно? — нахмурившись, спросил Джон.
— Я посмотрю.
— Я пойду с тобой, — сказал Джон, вставая. — Если это Уингейт или тот грубиян священник, я сам с ними разберусь.
Они прошли по темному коридору в холл. Надвигалась новая гроза, и вспышки молний время от времени освещали окна, а потом все вновь погружалось во тьму.
Джон отодвинул засовы, и Рена распахнула дверь ровно настолько, чтобы увидеть, кто стоит на пороге.
В этот миг опять блеснула молния, осветив незнакомца со спины и превратив его в темный силуэт.
Кровь у Рены отхлынула от сердца, и крик ужаса замер в горле.
Перед ней стоял человек, который таинственно появился и не менее таинственно исчез этим утром.
Это был второй Уингейт.
На какой-то миг время словно остановилось. Затем раздался радостный возглас Джона:
— Адольф, мой дорогой друг! Как я рад вас видеть!
На глазах у ошеломленной Рены Джон крепко сжал руку гостя и буквально втащил его в дом.
— Не могу поверить, — все повторял он. — Это на самом деле вы!
— Не верите, что я здесь? — сказал незнакомец. — Но вы писали мне. Я думал, вы хотите, чтобы я приехал.
— Конечно, я надеялся, что вы найдете время, но сомневался, зная, какой вы занятой человек. Рена, это друг, о котором я тебе рассказывал, священник и историк, он может знать, что собой представляют наши монеты. Преподобный Адольф Тэнди. Адольф, это мисс Рена Колуэлл, леди, на которой я собираюсь жениться.
— Что же, что же, это чудесная новость. Моя дорогая, очень рад с вами познакомиться.
— Но ведь мы уже встречались, не так ли? — произнесла она, будто в тумане. — Во всяком случае я вас уже видела.
— Да, действительно. Сегодня рано утром. Прошу прощения, что напугал вас. Возможно, я смогу все объяснить позднее.
— Конечно. Проходите, пожалуйста, я принесу вам что-нибудь поесть.
Теперь девушка увидела, что это очень старый человек, которому, возможно, далеко за восемьдесят. Но двигался он энергично и решительно, а глаза его были ясными и живыми.
Приняв пальто гостя, Рена заметила то, что подсознательно ожидала увидеть: плечи, слишком широкие для этого тела, чересчур длинные руки; фигура, слегка напоминала обезьянью — все то, что она видела в Уингейте.
Теперь девушка поняла многое. Но нужно подождать, чтобы гость сам все объяснил, когда придет время.
Джон провел пожилого человека в тепло кухни, и Рена подала ужин. Теперь, после неустанных исследований погреба, которые закончились только тогда, когда удалось найти кое-что пригодное для питья, они имели в распоряжении несколько бутылок вина.
Греясь у огня, преподобный Тэнди или Адольф, как называл его Джон, не сводил глаз с Рены. Девушка не была уверена, в том ли дело, что Джон объявил о намерении жениться на ней, или же причина в сцене, которую он наблюдал сегодня утром. Но его взгляд был пристальным, хотя и добрым.
Повышенное внимание гостя не смущало Рену, потому что она и сама изучала его. Несмотря на приводящую в замешательство схожесть с Уингейтом, этот человек излучал добро, такое же сильное, как зло Уингейта, а может, даже сильнее. Как будто некая могучая светлая сила появилась в тускло освещенной кухне, заполнив каждый уголок надеждой. Рена сознанием не понимала этого, но хорошо чувствовала, и это ее утешало.
Гость выглядел бедно. Его одежда носилась, наверное, не меньше десяти лет и постоянно штопалась; манжеты затерлись, рукава обветшали.
Однако бедность не вызывала в нем скорби. У него был вид человека, живущего в мире с собственной душой. К чему бы он ни пришел по избранной дороге, это принесло ему удовлетворение, что было удивительно, если то, о чем догадывалась Рена, правда.
Девушка поднялась на второй этаж и подыскала гостю место, где он мог бы переночевать. Голова ее при этом кружилась от невероятного открытия.
Рена не понимала, как именно, но знала: появление этого человека все изменит.
Вернувшись вниз, она увидела, что мужчины сидят на кухне, а на столе перед ними разложены монеты.
— Ваше описание было превосходным, — сообщил Джону преподобный Тэнди, вынимая большое увеличительное стекло и начиная внимательно изучать одну из монет. — У меня от этих подробностей слюнки потекли. Да… да… великолепно.
— То есть, вы знаете, что это за монеты? — спросил Джон с ноткой возрастающего волнения.
— О да, в этом нет никаких сомнений. Боже правый, что за находка!
— Они ценные? — настаивал Джон, и Рена затаила дыхание.
— Они могут стоить очень и очень дорого, но не тогда, когда их только семь. Видите ли, их главная ценность состоит в исторической значимости. Это последние золотые соверены, отчеканенные при Карле I. Их было всего тридцать. Говорят, что их отдали его старшему сыну, когда тот отправлялся в изгнание.
— В таком случае, они, должно быть, разбросаны по всему миру, — упавшим голосом сказала Рена.
— Нет, молодого принца Карла настолько любили, что никто из его сторонников не взял с него ни пенса, предоставляя убежище и защиту. Таким образом, он прибыл во Францию со всеми тридцатью нетронутыми соверенами и поклялся никогда их не тратить, всегда хранить вместе, чтобы они напоминали ему о его предназначении вернуться на родину королем Карлом II. Со временем, разумеется, так и случилось. Никто не знает, что стало с монетами. Но у короля был хороший друг Джонатан Релтон, который в свое время помог ему выжить в изгнании. В награду Релтон получил это поместье и титул графа Лэнсдейла. Король любил навещать его здесь. По одной из версий он доверил Лэнсдейлу хранить монеты, которые к тому времени приобрели для него почти мистическую ценность.
— И эти монеты перед нами? — спросил Джон, в благоговейном ужасе.
— Часть из них, я в этом уверен. Если бы иметь все тридцать, такой набор мог бы стоить… сколько угодно, вплоть до ста тысяч фунтов.
Ни Рена, ни Джон не могли вымолвить ни слова. С такими деньгами — даже с половиной этой суммы — они были бы спасены, Мыза была бы спасена, и спасены были бы жители поселка.
Однако это была далекая мечта.