Bay! Вот это богатство! Я готова была ее расцеловать.

— Обед за наш счет.

Я всегда знала, что в Париже сбываются все мечты!

Мне выдали костюм. Я буду банкой кускуса в витрине супермаркета.

— Кускус на франк семьдесят дешевле! Готовится за пять минут!

Вид у меня слегка дурацкий, ну да ладно…

Зато утешу сестер, которые думают, что Париж — это очень далеко от Лиона. Мне не терпится сообщить им новость.

— Всего два часа на ТЖВ![15]Совсем недалеко! — сказала я им, когда уезжала.

— Ты видела, сколько стоит билет?!

— Ну… Ну найду я работу! Уж билет купить смогу, не волнуйся.

И я сдержала обещание. Я нашла работу!

Я раздавала бонусы на скидку от торговой марки кускуса и табуле, в двенадцати километрах от Парижа, в предместье, населенном в основном семьями иммигрантов из Магриба. Меня распирало от гордости.

Я позвонила Коринне и Жоржетте.

— Арабки ни за что не станут покупать кускус в консервах! Они готовят его сами!

— Потому-то я там и работаю.

— И как, продаешь?

— Чтобы сделать мне приятное, две-три хозяйки покупают баночку… «На всякий случай, вдруг война, — так одна мне сказала. — Ладно уж, куплю твои консервы»…

— Бедняжка… Очень тяжело?

— Тебе платят процент?

— Нет! Нет! Я на окладе! Это постоянная работа, без дураков! С зарплатной ведомостью и все такое! — кричала я в телефонную трубку.

Только бы они опять не начали ныть.

Прошло три недели, как я уехала из Лиона. Наше последнее собрание — это был ужас. Мы словно боялись грядущего катаклизма. И чувствовали, что больше не увидимся.

— Да ладно вам, никто не умер! Подумаешь, два часа на ТЖВ!

Мне хотелось приглушить общую грусть. У меня душа болела не меньше, чем у сестер, но решение было принято: я еду в Париж.

Обе сестры только и делали, что ахали в телефонную трубку: Сибилла — парижанка!

— Ты была в Лувре?

— Нет еще.

— Ты ходила в Орсе?

— Нет еще.

— Ты видела Эйфелеву башню?

— Нет.

— Ты ездила в Версаль?

— Нет еще. Съездим вместе, когда вы приедете.

— Ага!

Так мы перекрикивались по телефону.

Было решено: я буду приезжать домой раз в месяц, а они ко мне — на каникулы.

— В Париж — на каникулы! Красиво живут ваши дочки, мадам Ди Баджо, — сказал мсье Онетт маме.

С тех пор как умерла его жена, а сын стал педерастом и все соседи перестали с ним здороваться, мсье Онетт проникся к нашей маме симпатией. Кроме нее да Грымзы ему теперь не с кем и словом перемолвиться… «Мало нас осталось на улице Бон-Пастер. И то сказать, квартплата-то как выросла… Заметьте, какой-никакой отбор…» Раз наша мама прошла отбор по денежному критерию, значит, можно с ней и поговорить… Сама же мама ограничила общение до необходимого минимума.

— Она с ними разговаривает?

— Ну… старается как можно меньше, но куда денешься? Не может же она всю жизнь с ними собачиться, как-никак двадцать лет соседи…

Бедной Жожо светило остаться одной с Пипи-Пьером и мамой…

— Она все время плачет, — поделилась со мной Коринна.

— Еще, чего доброго, завалит экзамен по французскому. Ты уверена, что хочешь снять квартиру?

— Я? Да я видеть его больше не могу! Десять лет с ним выдержать, тот еще подарочек!

— Он все-таки славный…

— Я, что ли, прозвала его Пипи-Пьером?

После этих слов я захихикала.

До каникул оставалось девять дней!

— Класс! — повторяли мои сестры, выходя из метро.

Я не смогла приехать за ними на вокзал на машине: в пятницу мою «Пежо-205» угнали.

— Кто угнал твою машину? — спросила меня мама по телефону.

— Если б я знала, забрала бы ее назад! Она была припаркована под метромостом, рядом с моим домом. Знаешь, что мне сказали в полиции?

— Что?

— Это самая угоняемая модель в этом году.

— Вот как? Уже и на угон машин есть мода?

Мама была огорошена, как, впрочем, и я.

— Если бы я вздумала угнать машину, уж точно не выбрала бы десятилетнюю развалюху с пробегом сто пятьдесят тысяч километров и таким кузовом, что свинью бы стошнило!

— Слушай, а сиденья у твоей машины не джинсовые?

— Да.

— Ну вот, все понятно.

— Ты думаешь, из моих сидений сшили штаны?

Несмотря на угнанную машину, своей новой жизнью я была довольна.

— Как же ты добираешься на работу?

— Всего час на PEP.[16]

— А что это такое?

— Все равно что метро, только едет дальше.

— Электричка?

— Да нет, PEP.. Сложнее всего с обедом…

— А вечером после смены твои хозяева тебя отвозят?

Мама никак не хотела признать, что я выросла.

— Ага, и одеяло мне подтыкают, когда я ложусь. Нет, вечером я беру такси.

— Мне подумать страшно, что ты ездишь в метро в час ночи!

— Да я все равно, наверно, скоро брошу. На такси вылетает столько же, сколько я зарабатываю за вечер… Найду что-нибудь другое.

— Ты учиться-то успеваешь?

— Да.

— Думаешь, ты сможешь когда-нибудь на это жить?

Я молчу.

— А ведь ты могла бы преподавать.

— Угум…

Это у мамы пунктик «Если бы у меня была возможность, я бы так хотела быть преподавателем», — часто говорила она нам. Теперь мама довольна: Коринна хочет стать преподавателем философии. Уже с блеском окончила второй курс. Она снимет квартиру, получит преподавательский диплом. А Жоржетта хочет быть учительницей начальной школы.

— Сибилла, может, и ты бы попробовала? Преподавать, например, математику! Это ведь не каждому дано! Ты могла бы и частные уроки давать — отстающих учеников так много!

Мама гнула свое.

Но я и слышать ничего не хотела. Я твердо решила: все, что угодно, но — Париж.