Ну что?

- Отбили, серьезно сказал Слава, он уехал в Кремль. А дядя… он замолчал.

- Что с ним?

- Пропал, ответил Грязнов и отвернулся.

- Я ему крикнул, чтобы он в лес бежал, прохрипел Турецкий.

- В лесу искали. Нет его. Там ребята остались, может, найдут его. Живого или мертвого, но надо найти.

- А нападавшие? снова спросил Турецкий.

- Уехали. У них там же машины стояли, чуть подальше. Перетрусили, видать. Я даже подумал на миг, что они одолевают, а они по машинам и нет их. Но теперь-то им не уйти. Президент первым делом взгреет Шилова, а тот почистит свои ряды.

Пока они ехали, Саша еще несколько раз ненадолго впадал в забытье.

Наконец машина остановилась, и голос Грязнова сказал:

- Ранен он, доктор. Много крови потерял.

- Сейчас мы им займемся.

Теряя сознание, Турецкий чувствовал, что чьи-то сильные руки вытаскивают его из автомобиля. Он понял, что его привезли в больницу.

Следующее, что он помнил, прикосновение жестких рук медсестры, делавшей ему укол, и ее полусовет-полуприказ:

- А теперь спать!

Турецкий резко открыл глаза. У окна спиной к нему стоял Меркулов.

- Константин Дмитриевич? обрадовался Турецкий.

- Да, Меркулов повернулся и подошел к кровати. Ну что же ты опять, братец! Так на тебе скоро живого места не останется!

- Кто бы спрашивал! парировал Турецкий. Можно подумать, ты всю жизнь на курорте.

- Да почти, Меркулов устало улыбнулся, и Турецкий заметил, что его шеф выглядит просто изможденным.

- А у нас тут… такие дела закрутились, Турецкий покрутил в воздухе здоровой рукой. Ты, наверно, уже в курсе.

- Да, Шура мне успела рассказать. Меркулов посерьезнел и оттого стал казаться еще более усталым. Теперь он напоминал старика. И еще эти события на валютной бирже… Ты, наверно, ничего не слышал здесь?

Турецкий изумился. Меркулов был последним человеком, которого он мог бы подозревать в пристальном интересе к курсу доллара.

- Да тебе-то что, Константин Дмитриевич! воскликнул Турецкий. Ты-то пока не банкир! Не рекомендую. По-моему, это сейчас самая опасная профессия.

- По статистике самая опасная профессия в двадцатом веке глава государства, ответил Меркулов. Они чаще всего умирают насильственной смертью. А если сюда прибавить покушения… Да, Саша, вы молодцы. Но это пока задача со многими неизвестными. А насчет курса доллара это ты зря, Саша. Ведь это политика, отражение экономического положения. Ладно, Меркулов улыбнулся, и в его глазах мелькнули прежние озорные огоньки, по крайней мере, вы хорошо попутали им карты.

Внезапно дверь палаты распахнулась.

- Саша! Ты слышал про доллар?

Только теперь Таня Бурмеева увидела, что Турецкий не один. Она нервным жестом поправила халат и неуверенно застыла на пороге.

- Заходи, Турецкий указал на Меркулова. Это мой начальник. И друг. А это Таня. Татьяна Бурмеева.

- Ага, сказал Меркулов и любезно улыбнулся, очень приятно познакомиться Константин Дмитриевич Меркулов.

Турецкий слишком хорошо знал Меркулова, а Меркулов Турецкого. Они поняли друг друга с полуслова. Меркулов, разумеется, знал, кто такая Татьяна Бурмеева и почему она находится здесь в больничном халате. А по тому, как она обратилась к Турецкому "Саша!", и по его выражению лица он понял, что для Турецкого она уже не просто пострадавшая и свидетельница по важному уголовному делу, а нечто гораздо большее. "А какая красавица, подумал Меркулов. И где только Сашка их откапывает?

- Таня, протянула ему руку Бурмеева, извините, я не знала, что… она запнулась. Просто я только что услышала…

- Что, Таня? спросил Турецкий.

Таня нервно кусала красивые губы. Саша понял, что она не хочет ничего говорить при Меркулове.

- Я зайду позже, сказала Таня и поспешно вышла.

- Ну Турецкий! только и сказал Меркулов, когда дверь за ней закрылась. Тут вокруг такое творится, а ты… Я тебе поражаюсь!

- Он со мной говорил как с какой-то швалью!

Буцков стиснул рюмку с такой силой, что она треснула в его ладони. Он стряхнул осколки в корзину для бумаг.

- Такое я не могу простить… Всякий паршивый следователишка будет еще на меня свысока поглядывать? Ну нет, не бывать этому. Только на сей раз поручи это дело не этим безмозглым идиотам, которые промахнулись с рыжим шутом из ментарни, а Доле. Доля промахов не делает. А мы тем временем отсидимся на даче и посмотрим, как дело будет разворачиваться.

Буцков достал из среднего ящика стола новую рюмку, налил коньяку и выпил. После этого добавил, завершая разговор:

- Нам бы только день простоять да ночь продержаться. Если уберем следователя, у которого слишком длинный нос, то у нас будут те несколько дней, чтобы зацементировать нефтяной рынок на случай нашего срочного отъезда. Он слишком дорого нам дался. Не дрейфь. Женя, я тебе обещаю, что не позже чем через неделю мы будем купаться в Средиземном море…

…Игорь Доля не любил ездить на такси. Он предпочитал метро. Там, в гуще народа, он чувствовал себя незаметным. А это такое необъяснимо сладостное чувство быть совсем неприметным и в то же время знать, что ты выше всего этого быдла.

Может быть, из-за этой странной любви к общественному транспорту он и не покупал себе машину. Хотя денег за его высокопрофессиональную работу платили столько, что он мог бы позволить себе приобретать их хоть каждый месяц. Поэтому другой его страстью было посещение дорогих автосалонов. Он как бы выбирал машину, а потом пренебрегал ею, отказываясь от покупки.

И опять спускался в подземелье метро.

На станцию "Беляево" он приехал в последнем вагоне. Выйдя на улицу, он сначала нашел дом. Стоя во дворе и поглядывая на играющих на площадке детей, он вычислил окна нужной квартиры, а потом посмотрел вокруг, прикидывая, где лучше выбрать место для исполнения не только ответственного, но и опасного заказа.

Ровно напротив девятиэтажного пятиподъездного дома стоял точно такой же. На крыше его, чуть наискосок от нужных окон, возвышалась надстройка лифтовой шахты. Мало того, этот второй дом стоял на горке по отношению к первому, что создавало дополнительные удобства.

Еще одно неоспоримое преимущество заключалось в том, что от подъезда, через который предстояло подняться в эту лифтовую надстройку, можно было быстро и достаточно незаметно уйти.

Направо за угол дома, налево на проезжую улицу с магазином, около которого всегда много народу, или прямо через спортивную площадку и корпуса общежитий, к метро.

Наверх он подниматься не стал, чтобы лишний раз не светиться. По опыту он знал, что ход в лифтовую надстройку и на крышу в таких домах или вовсе не закрывается, или же запирается висячим замком, который можно открыть чуть ли не ногтем. На всякий случай у него был специальный перочинный ножик, лезвия которого всегда можно было использовать как отмычку.