Эти слова должны были свидетельствовать, чтоему якобы ничего не известно про то, куда именно уходит каждый день из домуЭми.

— Зато вы знаете, как нам всегда приятновозвращаться домой. А что касается Фанни, то, кроме заботы о дядюшке, я думаю,ей самой будет полезно, если она некоторое время поживет не здесь. Ведь она неродилась в Маршалси, как я.

— Хорошо, Эми, хорошо. Мне не вполне понятнатвоя мысль, но в конце концов нет ничего неестественного в том, что Фанни любитбывать в городе, и не только Фанни, но даже и ты, моя девочка. Словом, уж есливы с дядей так решили, пусть так и будет. Да, да, пожалуйста. Обо мне небеспокойтесь; я вмешиваться не стану.

Но самое трудное было устроить судьбу брата —оторвать его от тюрьмы, от общества арестантов, у которых он был на побегушках,с успехом заменив в этой должности миссис Бэнгем, от тюремного жаргона,принятого в этом более чем сомнительном обществе. В восемнадцать лет он ужепривык жить из кулака в рот, от подачки до подачки, и будь на то его воля,прожил бы так до восьмидесяти. Ни разу не попался среди его тюремных друзейчеловек, который бы научил его чему-нибудь путному, и в поисках покровителя длянего сестре пришлось обратиться все к тому же своему старому другу и крестномуотцу.

— Милый Боб! — сказала она ему. — Что же будетс нашим бедным Типом?

Брата звали Эдвард, но обычное уменьшительноеТед в тюрьме превратилось в «Тип».

У сторожа имелось вполне определенное мнениенасчет будущности бедного Типа, и, не желая, чтобы это мнение оказалосьпророческим, он даже пробовал заводить с бедным Типом разговор о том, какаязаманчивая перспектива для молодого человека уйти от тягот повседневной жизни истать в ряды защитников отечества. Но Тип поблагодарил и сказал, что отечествои без него обойдется.

— Надо бы его пристроить к какому-нибудь делу,— сказал сторож. — Знаешь что, малышка, попробую-ка я подыскать ему местечко поадвокатской части.

— Ах, Боб, какой вы добрый! Так у сторожапоявилась еще одна задача, которую требовалось представить на разрешениенавещавшим тюрьму джентльменам из юридического сословия. И тут он проявил такуюнастойчивость, что спустя немного времени к услугам Типа оказался табурет идвенадцать шиллингов в неделю в одной из адвокатских контор почтенногогосударственного палладиума, именуемого Пэлейс-Корт,[19] который в ту порузначился в солидном списке нерушимых оплотов величия и безопасности Альбиона,ныне давно уже отошедших в область преданий.

Тип промаялся в Клиффордс-Инн[20] полгода, попрошествии какового времени вновь предстал в один прекрасный вечер передсестрой и с небрежным видом, не вынимая рук из карманов, сообщил, что больше всвою контору не вернется.

— Как не вернешься? — испуганно спросилабедная девочка. Среди всех ее житейских забот тревоги и надежды, касающиесяТипа, неизменно занимали первое место.

— Меня очень утомило переписыванье бумаг, и яего бросил, — объявил Тип.

Типа утомляло решительно все. Его маленькаявторая мать с помощью своего верного друга-сторожа находила ему все новые иновые места. С перерывами, которые заполнялись шатаньем по тюремному двору иотправлением обязанностей миссис Бэнгем, он за короткое время побывал вкачестве подручного у пивовара, у огородника, у хмелевода, еще у одногоадвоката, у аукциониста, у биржевого маклера, еще у одного адвоката, в конторепассажирских карет, в конторе грузовых фургонов, еще у одного адвоката, ужестянщика, у винокура, еще у одного адвоката, в суконной лавке, вгалантерейной лавке, у торговца рыбой, у торговца заморскими фруктами, натоварном складе и в доках. Но к какому бы делу ни пристраивали Типа, он оченьбыстро утомлялся и бросал его. Казалось, этот злополучный Тип всюду берет ссобою тюремные стены, и расставив их вокруг себя, превращает любое заведениеили предприятие в некое подобие тюремного двора, по которому и слоняется,заложив руки в карманы и лениво шаркая подошвами, до тех пор пока настоящие,несдвигаемые стены Маршалси своим таинственным влиянием не притянут егообратно.

И все-таки решение спасти брата так твердоукоренилось в этом мужественном сердечке, что в то время как он одну за другойхоронил все ее спасительные попытки, она ухитрилась трудами и лишениямисколотить ему денег на проезд до Канады. Когда уже и безделье настолько утомилоТипа, что ему захотелось бросить бездельничать, он милостиво согласился ехать вКанаду. И дитя Маршалси, горюя о предстоящей разлуке, в то же время радовалось,веря, что наконец-то удалось вывести брата на правильную дорогу.

— Благослови тебя господь, милый Тип! Смотритолько не загордись и не позабудь нас, когда разбогатеешь.

— Да уж ладно, — сказал Тип и отбыл в Канаду.

Впрочем, до Канады он, не добрался; путешествиеего окончилось в Ливерпуле. Прибыв из Лондона в вышепоименованный порт, онпочувствовал такое настоятельное желание бросить пароход, доставивший его туда,что решил воротиться назад хотя бы пешком. Этот замысел он не замедлил привестив исполнение и по прошествии месяца вновь предстал перед сестрой, в лохмотьях,без башмаков, и утомленный более чем когда бы то ни было.

Наконец, после очередного возвращения кобязанностям миссис Бэнгем, он сам приискал себе занятие; о чем и поспешилторжественно возвестить:

— Эми, я получил место.

— Неужто в самом деле, Тип?

— Можешь не сомневаться. Теперь я устроен.Больше тебе нечего обо мне беспокоиться, сестренка.

— А что за место, Тип?

— Ты ведь знаешь Слинга — хотя бы в лицо?

— Это тот, которого зовут Торгашом?

— Он самый. Так вот, в понедельник он выходитна волю и берет меня к себе.

— Чем именно он торгует, Тип?