— Ну, вот и дождались, — выдохнул Федор, опуская вниз окровавленную фалькату.

Теперь свист и грохот уже не смолкали. Пристрелявшись, орудия финикийцев начали методично бомбить крепость, разваливая ворота и стены. А одно из ядер прямым попаданием обрушило почти сгоревшую крышу амбара, запаленного лучниками Федора. Васконы, позабыв про башню, бросились на стены. Но не прошло и пары часов, как в воротах с подъемным мостом образовалась брешь. Через реку перебросили десятки осадных лестниц и даже один, заранее изготовленный, небольшой перекидной мост, по нему на другой берег хлынули пехотинцы Карфагена. Африканцы Атарбала пошли на штурм.

Васконы яростно защищались, но им не удалось заделать брешь в воротах. Мощным ударом финикийцы пробили оборону горцев, ворвавшись в замок. Бой внутри уже не представлял сложности, африканцев было гораздо больше. Они просто изрубили всех оставшихся защитников крепости в куски, ведь их, благодаря ночным стараниям Федора и его отряда, стало гораздо меньше. Когда бой во дворе и казармах завершился, и финикийцы овладели замком, окружив башню, Федор высунулся наружу, помахал им рукой и закричал:

— Эй, ребята, что так долго? Мы тут вас уже заждались!

Удивленные ливийцы из пятой спейры долго не могли поверить, что башня находится в руках соратников, и даже собирались штурмовать ее, но вовремя передумали, узнав командира разведчиков из седьмой. Федор и остатки его лазутчиков еще целый час разбирали баррикаду, спасшую им жизнь. А когда они вышли наружу, прихватив с собой раненного Летиса на носилках, пленника и его золото, перед Федором возник посыльный от командира седьмой спейры.

— Магна ждет тебя, Чайкаа, — сообщил солдат.

— Передай, скоро будем, — ответил командир разведчиков, оглядывая полуразрушенный замок васконов и заснеженные вершины вокруг. А потом добавил, оглядев связанного Гарута, понукаемого его солдатами. — С подарками.

С того момента, как Тарракон признал власть Карфагена, вся земля по эту сторону Пиренеев, от морского побережья, где стоял город, до истоков великого Ибера, перешла под власть финикийцев. Васконы и кантабры были побеждены. Потратив на захват этих территорий больше двух месяцев, Ганнибал двинул свою огромную армию дальше за Пиренеи, где начинались земли, принадлежащие кельтам из других племен. Федору невольно вспомнилась его служба римлянам и то, что они называли кельтов галлами, а их земли Галлией.

Перед походом состоялся общий сбор армии, на котором Ганнибал объявил, что разделяет ее. Для охраны новых земель он оставляет своего брата Гасдрубала, а с ним большое соединение из ливийцев, финикийцев и кельтов. О его численности Ганнибал ничего не сказал, и Федор мог лишь приблизительно прикинуть количество войск, переживая о том, не оставят ли его с друзьями тоже охранять новые земли, ведь речь шла об африканских частях. Слухи распространялись самые разнообразные, впрочем, их быстро пресек Атарбал, сообщивший своим африканцам, что с Гасдрубалом в Испании остаются лишь первые десять хилиархий. Остальные идут дальше на Рим. В том числе сильно поредевшая за время боев двадцатая хилиархия, где служил Федор с друзьями.

В его спейре из ста тридцати бойцов после покорения местных племен осталось девяносто шесть человек. А после приказа Ганнибала исключить из состава армии всех, кто не выдержит длительную полевую кампанию, вообще восемьдесят. Но дополнительного набора пока не проводилось.

Отдохнув после возвращения пару дней в новом лагере под Илердой, двадцатая хилиархия выступила вместе с остальными частями африканцев в поход через «освобожденные» Пиренеи. Атарбал продолжал командовать походными частями, оставив в Испании своего заместителя. Впереди африканцев вышагивали иберийские пехотинцы, а позади — пестро разодетые хилиархии кельтов и многочисленная конница иберийцев. Слоны и обоз находились сейчас в самом конце колонны, вдоль которой изредка проносились ставшие привычными чернокожие нумидийские всадники вкупе с иберийскими конниками, игравшие роль разведки и охранения. Даже после того, как в Испании осталось, по слухам, почти сорок тысяч человек, армия выглядела внушительно. Ее порядки растянулись на многие километры.

Однажды Федор даже увидел конницу кельтов, которых до сих пор видел только пешими. Некоторые горцы, уподобившись иберийским всадникам, тоже сидели по двое в седле. Одеждой они не отличались от других кельтов, но имели круглые щиты и более длинные мечи. Многие носили кольчуги и тяжелые доспехи. «Конница, — подумал Федор, глядя на них, — везде не для бедных».

— Слушай, — обратился Федор к шагавшему рядом Урбалу, вспомнив кое-что из прочитанного в прошлой жизни, — я слышал, что у кельтов есть боевые колесницы? Я тут еще ни одной не видел.

Урбал задумался, посмотрев вслед ускакавшим вперед всадникам.

— Я тоже, — наконец честно сообщил он, — но они есть. Просто нам не попадались пока. Говорят, что там, куда мы идем, они встречаются чаще. Правда, у наших врагов.

— Неплохо бы и нашим обзавестись колесницами, — хмуро буркнул Федор, — против них трудновато выстоять в открытом бою.

— Не переживай, Чайкаа, — успокоил его друг, — у нас есть слоны. Но главное, у нас есть Ганнибал. Он разберется с любыми врагами. С колесницами и без них.

Федор прекратил разговор, поглядывая на горную дорогу, что тянулась через пиренейские перевалы. Она уже давно миновала самую высокую точку и теперь уступчатым серпантином спускалась вниз. Значит, скоро должны показаться галльские равнины. Рассматривая еще возвышавшиеся по сторонам горы, пехотинец седьмой спейры африканцев уже не в первый раз поймал себя на мысли, как беспредельно эти люди верят своему вождю, не дрогнув, посылающего их на смертельную битву. Причем верят почти все солдаты и командиры. Независимо от ранга и положения. Молодой Ганнибал вдохновлял свою армию, как раньше это делал его отец Гамилькар Барка. И эта армия брала для них город за городом и покоряла одно воинственное племя за другим.

«Неисповедимы пути господни, — подумал Федор, вспомнив, чем закончится этот поход почти через шестнадцать лет, согласно описаниям историков, — а может, и возьмем Рим. Иначе, для чего туда идти».

Впрочем, выбора у него не было. Он всецело сейчас зависел от приказов молодого вождя финикийцев. Куда прикажет, туда Федор Чайка и пойдет. И жизнь отдаст, если на роду написано. «Хотя, — Федор бросил взгляд на заснеженный пик, искрившийся на солнце, — не повидавшись с Юлией, не хотелось бы».

Вспомнив о юной римлянке, находившейся сейчас по другую сторону медленно приближавшегося я к ней фронта, Федор загрустил. Они не виделись уже давно, а морпех не мог ее забыть. Да и не хотел. Раньше с ним такого не случалось. Он расставался с девчонками легко. И уже оказавшись здесь, за время службы Риму не раз посещал местные бордели при удобном случае. Так делали все римские солдаты, просаживая свое жалование на вино и удовольствия. Но теперь все обстояло не так. У него даже женщины не было с тех пор, как он попал в Карфаген, несмотря на то, что деньги теперь водились. Внезапно вспыхнувшая любовь к Юлии до сих пор не прошла, как и память о той единственной ночи, что они провели вместе.