Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чем могу помочь? – спрашивает та же медсестра на ресепшене. Я бы ее не вспомнила без цветного бейджа.
– А можно Патрика на минуту?
Наверное, надо было придумать причину, но медсестра не интересуется.
– Подождите.
Я неловко стою в приемной, где сидит женщина с маленьким ребенком и корзиной, в которой кто-то шевелится. Бо тянет поводок, но я отвожу его в сторону.
Через несколько минут слышатся шаги, и появляется Патрик в коричневых вельветовых брюках и клетчатой рубашке. Волосы растрепаны, будто он пригладил их пятерней.
– Что-нибудь с Бо?
Он держится вежливо, но без улыбки, и моя решимость слабеет.
– Нет. Я хотела спросить, нельзя ли с вами поговорить – это не займет много времени.
Патрик колеблется, и я не сомневаюсь, что он ответит отказом. Щеки у меня пылают, и я физически ощущаю на себе любопытный взгляд медсестры.
– Проходите.
В кабинете, где он в первый раз осматривал Бо, Патрик останавливается у раковины и молчит, не желая облегчать мне задачу.
– Я хотела… извиниться.
В глазах знакомо щиплет, но я сдерживаю слезы усилием воли.
Патрик невесело улыбается уголком губ:
– Мне и раньше давали от ворот поворот, но чтобы вот так сразу…
Взгляд у него смягчился, и я отваживаюсь чуть усмехнуться шутке.
– Приношу свои искренние извинения.
– Я что-то не то сделал? Ляпнул что-нибудь?
– Вовсе нет, ничего подобного, вы были… – Я силюсь подобрать нужное слово, но отказываюсь от попыток. – Дело во мне, я не очень хорошо умею общаться.
Патрик уже не сдерживает улыбки:
– Может, вам нужна тренировка?
Я невольно смеюсь:
– Может, и нужна.
– Слушайте, у меня еще два пациента, и на сегодня все. Давайте я покормлю вас ужином? У меня сейчас в мультиварке гуляш готовится, там не то что на двоих, на троих хватит. Выделю миску Бо…
Если я сейчас скажу «нет», я его потеряю.
– С удовольствием.
Патрик смотрит на часы:
– Давайте встретимся здесь через час. До тех пор с вами все будет в порядке?
– Да, я все равно хотела сделать несколько снимков Порт-Эллиса.
– Тогда до скорой встречи, – искренне улыбается Патрик, и его глаза тоже улыбаются, собирая в углах морщинки. Он провожает меня до выхода, и я перехватываю взгляд медсестры:
– Разобрались?
Интересно, что она подумала, когда я попросила вызвать Патрика… Впрочем, мне все равно. Я проявила мужество: пусть я убежала из бара, но я вернулась и сегодня буду ужинать с мужчиной, которого не отпугнула даже моя боязливость.
Я то и дело справляюсь, который час, однако от этого время быстрее не бежит. Мы с Бо делаем несколько кругов по деревне, прежде чем вновь оказываемся перед клиникой. Я не горю желанием заходить внутрь и выдыхаю с облегчением, когда Патрик выходит, натягивая куртку. Он улыбается мне, треплет Бо по макушке и мягким ушам, и мы направляемся к маленькому дому в ряду сплошной застройки на соседней улице. Патрик проводит нас в гостиную, где Бо немедленно ложится перед камином.
– Бокал вина?
– Да, спасибо. – Я присаживаюсь, но сразу вскакиваю от волнения. Гостиная маленькая, но уютная: ковер почти закрывает пол, по обе стороны камина стоят кресла. Я гадаю, какое же принадлежит хозяину: кресла выглядят одинаково, невозможно понять, каким из них чаще пользуются. Маленький телевизор кажется немного чужеродным, но ниши за креслами заполняют два огромных книжных шкафа. Я наклоняю голову и читаю надписи на корешках.
– У меня слишком много книг, – сокрушается Патрик, возвращаясь с двумя бокалами красного вина. Я беру один, радуясь возможности чем-то занять руки. – Все собираюсь кому-нибудь отдать пару полок, но не могу расстаться.
– Я люблю читать, – отзываюсь я. – Но с самого переезда не открывала книги.
Патрик опускается в одно из кресел. Я понимаю невысказанный намек и сажусь в другое, теребя ножку бокала.
– А вы давно занимаетесь фотографией?
– Не очень, – отвечаю я, удивив себя своей честностью. – Вообще-то я скульптор. – Я думаю о своей мастерской в саду, о раздавленной глине, об уничтоженных готовых заказах, ожидавших отправки. – Была скульптором, по крайней мере.
– Больше не ваяете?
– Не могу. – Поколебавшись, я раскрываю левую ладонь. Глубокие шрамы покрывают ее до самого запястья. – Со мной произошел несчастный случай. Я могу пользоваться рукой, но кончики пальцев потеряли чувствительность.
Патрик присвистывает.
– Бедняжка! Как это произошло?
Я живо вспоминаю тот вечер год назад и поспешно заталкиваю воспоминание как можно глубже.
– Это только с виду страшно, а на самом деле ничего особенного, – небрежно говорю я. – Надо было быть осторожнее.
Я не осмеливаюсь поднять глаза на Патрика, но он ловко меняет тему:
– Хотите есть?
– Просто умираю с голоду.
В животе урчит от вкуснейших ароматов, проникающих в гостиную. Вслед за Патриком я вхожу в неожиданно большую кухню с сосновым шкафом, занимающим целую стену.
– Бабушкино наследство, – поясняет Патрик, выключая мультиварку. – После ее смерти шкаф достался моим родителям, а когда они уехали в Испанию, его унаследовал я. Вот махина, да? И чего там только нет, в этом шкафу! Что бы ни случилось, не открывайте дверцы!
Я смотрю, как Патрик аккуратно выкладывает гуляш в тарелки. Каплю подливки он подтирает кухонным полотенцем, не замечая другое, куда большее пятно.
Он приносит горячие тарелки на обеденный стол и ставит одну передо мной.
– Это практически единственное, что я умею готовить, – виновато сообщает он. – Надеюсь, получилось съедобно.
Он откладывает несколько ложек в металлическую миску, и Бо, как по сигналу, вбежав в кухню, терпеливо ожидает, пока миску поставят на пол.
– Еще рано, приятель, – говорит Патрик. Взяв вилку, он переворачивает в миске кусочки мяса, чтобы быстрее остывало.
Я опускаю глаза, пряча улыбку. Можно многое сказать о человеке по тому, как он относится к животным. К Патрику я ощущаю невольную симпатию.
– С виду очень аппетитно, – хвалю я. – Спасибо.
Не припомню, чтобы кто-то так хлопотал вокруг меня: готовить, убирать и вести хозяйство всегда было моей обязанностью. Столько лет потрачено на то, чтобы построить счастливую семью, которая в итоге с треском рухнула…
– Мамин рецепт, – поясняет Патрик. – Она пыталась добавить его в мой репертуар всякий раз, когда ей случалось зайти. Наверное, считала, что без нее я живу на пицце и чипсах, как отец.