— Зачем ты занял высоту «три»? Мы здесь всё выполнили.

— Я не хотел.

— Занимай девять тысяч.

— Гриша, мы идём домой, и не просто идём, а тихо-тихо идём.

— Что случилось-то?

— То, что я знаю — уже позади, а что впереди — ещё нет.

Впереди нас ждала земля, на которую я сел с большо-ой любовью.

На следующий день я приехал в ангар, где специалисты промышленности облепили пострадавшего, как мухи — сладкий пирожок.

— Ну что, наука? — обратился я шутливо ко всем сразу. — Сколько ему не хватило для полного счастья?

Ко мне подошёл ведущий инженер по прочности и, обняв за плечи, произнёс отеческим тоном:

— Сынок, что ему не хватило, мы разберёмся, а вот чего тебе хватило для полного счастья, я могу сказать точно.

— И чего же?

— Высоты.

Я согласно кивнул головой, а сам подумал: «А может, это и есть судьба?». Невольно вспомнилась судьба моего старшего товарища — полковника С. А. Лаврентьева. Успешно закончив государственные испытания Су-24, в ожидании новой машины он работал «на подхвате», выполняя специальные испытания разного рода на самолётах Су. «Хитрый Сталь» продолжал предусматривать самые, казалось, незначительные помехи и осложнения, могущие возникнуть в каждом конкретном полёте. Но свою Судьбу ему перехитрить не удалось…

В полёте на Су-17 остановился двигатель и лётчик, планируя на аэродром, выполнял один запуск за другим. Не знаю, как назвать полёт истребителя без двигателя, планированием или падением, но самолёт терял высоту со скоростью 30 м/с. Высота заканчивалась. Придётся покидать машину. Руки уже освободили органы управления, ладони легли на поручни кресла, и пальцы готовы нажать на рычаги катапультирования. И в этот момент Сталь замечает, что двигатель оживает, обороты увеличиваются и на высоте 100 м выходят на режим малого газа.

Через неделю — полёт на перехватчике Су-15ТМ. Первый пуск опытной ракеты для оценки безопасности схода и устойчивости полёта на траектории.

Вот она, висит на внутреннем пилоне у правого воздухозаборника. Из кабины хорошо видна её носовая часть, выглядывающая из-под крыла. Лётчик ещё раз убеждается в готовности всех цепей к пуску и нажимает на гашетку открытия огня. Собираясь проводить взглядом полёт ракеты, успел только почувствовать толчок от её схода, огонь и дым от порохового двигателя и тут же удар в носовой части. Самолёт швырнуло куда-то вбок. Почти инстинктивно лётчик убрал обороты двигателя и перевёл истребитель в набор высоты, чтобы побыстрее погасить скорость. Только после этого он увидел, вернее, не увидел носовой части, выполненной из радиопрозрачного металла. «Голая» антенна радара была смята и завалена набок. Обрывки порванных жгутов мотались и колотились о дюралевую обшивку. В конце концов, полёт закончился благополучно.

После окончания лётного дня и разбора этого случая с лётным составом я подошёл к Лаврентьеву и, озабоченно глядя ему в глаза, сказал:

— Сталь, по-моему, у тебя пошла чёрная полоса.

— Сынок, не бери в голову, это случайность.

— Мне кажется, самое время тебе сходить в отпуск. Сейчас такая рыбалка, душу отведёшь.

— Спасибо, но не могу. Ты же видишь — за начальника остался.

Через три дня он взлетел на лёгком бомбардировщике Су-24. Предстоял самый рядовой и простой полёт: определить точностные характеристики прицела при бомбометании с высоты 200 м. Взлетел и не вернулся. При очередном заходе на цель самолёт неожиданно закрутило влево. Выполнив всего одну бочку со снижением, он столкнулся с землёй.

Комиссия по расследованию определила (что бывает довольно редко) объективную причину катастрофы. Какой-то рабочий серийного завода, выпускавшего двигатели, очень непосредственно воспринял очередной лозунг Генерального секретаря, который однажды еле выговорил: «Экономика должна быть экономной». Это всё равно, что и «собака должна лаять». Но, тем не менее, такая «умная» мысль поразила воображение многих партийных подхалимов. А «грамотный» рабочий предложил:

«Зачем каждую лопатку компрессора крепить отдельным замком? Давайте три лопатки на один замок». Ревностные исполнители нового лозунга тут же запустили в дело предложение «новатора». Всё остальное — дело техники. Обрыв, пожар и — нарушение управления. Для счастья не хватило одного высоты.

В тот день, когда мы отдавали своему другу последние почести, он должен был находиться в Георгиевском зале Кремля и получать самую высшую для испытателя награду — почётное звание «Заслуженный лётчик-испытатель СССР»…

Я уже упоминал об истребителе-бомбардировщике МиГ-23Б — первой попытке ОКБ Микояна создать новую для них разновидность боевой машины в отличие от проектируемых до сих пор фронтовых истребителей. Наиболее приятным для лётчика новшеством в нём явилась скошенная вниз носовая часть фюзеляжа, заметно улучшившая обзор местности впереди, что крайне важно при поиске и атаке наземной цели на малых высотах. Конкурирующая фирма Сухого пошла на этот шаг лишь на третьей модификации истребителя-бомбардировщика Су-17 — на Су-17М3. Для поражения наземных целей с МиГ-23Б можно было применять обычное серийное бомбовое, пушечное и неуправляемое ракетное вооружение. Но была новинка — первая управляемая ракета Х-23. Она управлялась лётчиком и по радиокомандам от кнюппеля с помощью радиоаппаратуры «Дельта», расположенной в специальном контейнере, который подвешивался к самолёту. С этой ракетой меня связывает одна, если так можно выразиться, «забавная» история. Я не занимался её испытаниями, но знал, что на одноместном истребителе лётчик, он же оператор, при наведении ракеты на цель встречался с серьёзными затруднениями, заметно снижавшими эффективность её применения. Несмотря на это она была принята на вооружение. И дело было не только в том, что сразу после схода она слишком чувствительно воспринимала подаваемые ей радиокоманды, а по мере удаления самолёта становилась всё более «вялой». И к этому надо было приловчиться, ведь появление ошибки при подлёте ракеты к цели грозило явным промахом. Существовала ещё одна коварная проблема — кнюппель, расположенный на ручке управления рядом с «ползунком» механизма триммерного эффекта. Быстро меняющиеся на истребителе значения скоростей полёта приводят к заметным изменениям усилий на ручке управления, что и вынуждает пилота часто, почти автоматически, двигать «ползунок» вверх-вниз, чтобы облегчить себе управление. Однако данный орган позволял не только убирать усилия, но и переводить летательный аппарат в сторону кабрирования или пикирования. И если я нажимал «ползунок» вверх, то тем самым передвигал ручку управления «от себя», т.е. на пикирование. Управление же ракетой от кнюппеля носило «прямой» характер. Стоп! Лучше по порядку.

В составе вооружения следующего после МиГ-23Б истребителя-бомбардировщика МиГ-27 оставили «по инерции» или «на всякий случай» уже небезызвестную всем Х-23. Её разработчики убедили военных, что специально созданный тренажёр для тренировки лётчика позволит решить задачу эффективного применения этой ракеты. Программа испытаний предусматривала всего один полёт на пуск Х-23 по наземной цели. Ко мне подошёл руководитель бригады и попросил выполнить этот полёт.