— Меня это очень беспокоит… — Шелленберг бросил взгляд на сына. — Она постоянно во взвинченном состоянии, это может отрицательно сказаться на здоровье мальчика.

— Дело осложняется тем, господин бригадефюрер, — продолжил Фелькерзам, — что фрау Ильзе избегает специалистов из Шарите. Она отказалась поговорить даже с профессором де Кринисом. Она считает, что это вы подсылаете ей своих друзей, чтобы они сделали ей хуже. Видимо, на этой почве и появился Бруннер. Во всяком случае, к Шарите он отношения не имеет. А значит, и к Вашему отделу.

— Благодарю вас, Ральф, — Шелленберг озабоченно потер пальцами лоб. — При случае я расспрошу Мюллера об этом оберштурмфюрерс и о том, как и от чего он лечит. Несмотря на то, что наши отношения с Ильзе из рук вон плохи, она мать моего сына. И я не могу остаться безучастным, когда она травит себя какими-то неизвестными таблетками. Я попрошу вас, Ральф, еще одну услугу…

— Слушаю, господин бригадефюрер, — адъютант выпрямился, щелкнув каблуками.

— Узнайте, не звонили ли мне из Шарите.

— Сию минуту, — Фелькерзам вышел.

— Ну что, пошли наверх, — Шелленберг заговорщицки подмигнул сыну и, снова подхватив его на руки, поднялся на второй этаж.

Фелькерзам вернулся быстро.

— Господин бригадефюрер, — доложил он, — фрау Сэтерлэнд звонила двадцать минут назад. Вы разговаривали с рейхсфюрером, и поэтому горничная не соединила. Фрау просила передать, что скоро выезжает. Если это так, то скоро она будет здесь.

— Будьте добры, Ральф, — попросил его Шелленберг, — известите меня, как только она подъедет.

— Слушаю, господин бригадефюрер.

Маренн не заставила себя долго ждать. Через несколько минут после этого разговора ее машина подъехала к Гедесбергу. Заранее извещенные часовые распахнули ворота. Из подъезда особняка по лестнице навстречу спустился Ральф фон Фелькерзам с зонтом.

— Добрый вечер, фрау. Господин бригадефюрер ждет вас.

— Спасибо, Ральф, — приветливо кивнула она.

Проводив Маренн в холл, Фелькерзам тактично удалился.

Не снимая плаща, с распущенными волосами, Маренн взбежала по лестнице. Навстречу ей распахнулась дверь. Вальтер появился на пороге и без слов обнял се.

— Я так соскучился, — прошептал он, прижимая ее к себе, разгоряченную, взволнованную, потом поцеловал в губы.

— Ты один? — негромко спросила она.

— Нет. Ральф привез сына. Ильзе разрешила мне побыть с ним. Он нам не помешает, не беспокойся…

— Я и не беспокоюсь, напротив, — Маренн улыбнулась. — Я даже рада.

Пройдя в комнату, она подошла к мальчику, игравшему на ковре. Присела перед ним на корточки, распахнула плащ, достав большую плюшевую собаку со смешными длинными ушами и кожаным носом.

— Гав! — рассмеялась она, поставив игрушку перед Клаусом. — Посмотри, я привезла тебе друга.

От радости мальчик захлопал в ладоши и, схватив плюшевого щенка, спросил Маренн.

— Кто ты?

— Я — Ким, — ответила она. — Доктор, ты не помнишь меня? Я приезжала, когда ты болел.

— Ким? — Клаус смотрел на нес, широко раскрыв глаза. — Ты — Ким? — переспросил он, прижимая игрушку к груди.

— Да, а что? — удивилась Маренн. — Это плохо?

— Нет! — мальчик вдруг весело засмеялся и запрыгал по комнате, приговаривая. — Я назову его Ким, я назову его Ким, я назову своего друга Ким…

Вальтер подошел к Маренн, помог ей снять промокший плащ. Потом обнял за талию, с улыбкой наблюдая за веселившимся сынишкой.

— Я бы хотел, — неожиданно произнес он, прижимая Маренн к себе, — чтобы это был твой сын.

Маренн обернулась и с грустью покачала головой, глядя ему в лицо.

— Лучше не надо, Вальтер. Пусть будет се. По крайней мере есть надежда, что останется жив. А я невезучая по этой части.

Маренн настояла на том, чтобы Клаус остался на ночь в Гедесберге.

— Мальчик устал, — сказала она Вальтеру, — кроме того, везти его в такую погоду просто опасно.

Шелленберг согласился.

— Ральф, — попросил он адъютанта, — позвоните фрау Ильзе и скажите, что Клаус останется у меня. Со мной она все равно разговаривать не желает.

Фелькерзам только покачал головой — он догадывался, каков может быть ответ. Все догадывались. Однако молча направился выполнять приказание. Вернулся он скоро.

— Что она сказала? — спросил Шелленберг.

— Согласилась. С большим трудом, — вздохнул адъютант, потом замолчал, как-то замявшись.

Вальтер сразу заметил это.

— Что-то еще? — спросил тревожно.

— Прошу прощения, — продолжил Фелькерзам осторожно, — но мне кажется, она пьяная.

— Пьяная? — Маренн не поверила в то, что услышала. У Ильзы был скверный характер, но заподозрить ее в пристрастии к спиртному нельзя. Она взглянула на Вальтера. Шелленберг побледнел, но промолчал. Опустив голову, он смотрел в стол.

— Фрау как-то странно говорит, — продолжил Фелькерзам, — все время сбивается, путает слова…

— Это не алкоголь, — произнес Шелленберг мрачно. — Это все эти таблетки, которые она принимает.

— Какие таблетки? — Маренн насторожилась. — Кто ей прописал?

— Некто доктор Бруннер из Управления Мюллера, он ее консультирует.

— Пожалуй, я знаю его, — Маренн кивнула. — Мне несколько раз приходилось встречаться с ним. Он работает в биологической лаборатории.

— Сейчас он больше работает в Аушвице, — заметил Шелленберг раздраженно. — Там собирает материал для исследований. И я слышал, что Мюллер и Кальтенбруннер просто в восторге от его успехов. Теперь в Берлине его практически невозможно застать. Я думаю, Ральф, — Шелленберг взглянул на адъютанта. — Вам следовало бы навестить этого доктора Бруннера в Аушвице и ознакомиться поближе, что он там делает. Единственное, — он сделал паузу, — у вас нет медицинского образования, так что он легко введет вас в заблуждение.

— Я могу поехать вместе с Ральфом, — с готовностью предложила Маренн. — Попрошу Макса пока заменить меня в Шарите. Ему это не впервые. А в Венгрию к Фриснеру поедет штурмбаннфюрер Грабнер. Он раньше служил хирургом в дивизии «Дас Рейх», а теперь при мне в Шарите — очень толковый помощник. Он не хуже меня справится, я уверена. Я же пока навещу этого Бруннера. Наверное, пришло время поближе познакомиться с его методами. Ведь если Ильзе не намерена отдать тебе Клауса, — она понизила голос, — то ее увлечение весьма сомнительными способами лечения депрессии вдвойне опасно, это ставит под угрозу благополучие ребенка.

— Мне неловко тебя просить, Маренн, — Шелленберг подошел и с нежностью положил ей руку на плечо. — Это касается только меня, моей семьи. По я был бы крайне признателен, ведь лучше тебя никто не разберется, чем, собственно, занимается Бруннер и что за лекарства он производит.