ОНА. Зачем вы это сделали?

ОН. Значится так, Аэлита Ивановна, уважаемая. Я, как бы сказать, – мечтатель.

ОНА. Аферист ты проклятый, а не мечтатель!

ОН. Только вы не плачьте, уважаемая. Я, может, неказистый, я отдаю себе отчет, я всегда говорю: «Ну и рожа у тебя, Сидоров, – Сидоров это моя фамилия, – кирпича просит». Но зато у меня есть другие качества.

ОНА (всхлипывая). Да провалитесь вы со своими качествами. Сначала один аферист, потом – другой. Ну что за дела!

ОН (не выдержал). А если я, Аэлита, уважаемая, кусочек сырку ухвачу?

ОНА. Не сметь ничего хватать. На место положите немедленно!

ОН. Как вам совесть подскажет… Я ведь – невезучий. (Пожирая глазами еду.) Я все свои деньги… что там заработал… Василию уважаемому за адресок ваш и фоту отдал… Да… Так что очутился я тут без копейки. А аппетит разгулялся… Думаю, дам с голодухи «упаковочку», умру в смысле. Глядь – на столбе объявление висит: «Пропал пудель» – и описание пуделька… «Кто найдет – получает четвертачок». Думаю – «годидзе». И давай за всеми собаками гоняться… Хоть какую принесу – ведь рубль за труды дадут? И что вы думаете: ни одной собаки не поймал. А три часа бегал! Только тяпнули меня шесть разов… Невезучий! Василий уважаемый, кстати, говорил, что вы тоже – невезучая.

ОНА. Да, невезучая… И вы – невезучий… Так какого же черта…

ОН. А я объясню все чин чином… А если я кусочек колбаски…

АЭЛИТА начинаег хохотать. Задыхается от смеха, это почти истерика.

ОНА. Садитесь, жрите.

ФЕДЯ волком набрасывается на еду.

Сел – аферист!.. Ни стыда ни совести.

ОН (давясь, ожесточенно жует). Значится так: влюблялся я часто, но безответно. Я даже там…

ОНА. Где это «там», разрешите спросить?

ОН. Ну – там.

ОНА. В санатории для аферистов, да?

ОН (уклончиво). В учительшу влюбился… она у нас там в школе преподавала. А у меня образование небольшое.

ОНА. Шесть классов с братом на двоих.

ОН. И пошел, значит, я там в школу. И сразу влюбился в эту учительшу. И чтобы ее чаще видеть, в одном классе все три года просидел, представляете? И вот это подметил Василий уважаемый. И говорит: «Сидоров, а ты у нас – мечтатель». И чтобы с мечтаний меня сбить, начал он рассказывать мне истории разные из своей прежней жизни. Скажу – циничные истории. Слушал я, слушал – чувствую: протестует все во мне! Говорю ему: «Василий, уважаемый, неужели за цельную жизнь ни одной женщины ты не встретил?» «Как же, как же, говорит, была такая встреча». И рассказывает мне про вас, как вы семьсот семьдесят дали, – все подробнейшим образом. И так меня это проняло! А Василий подметил: «Чую, говорит, хочешь вступить с нею во взаимно-дружескую переписку…» И адресок ваш мне передает…

ОНА. Продает.

ОН. А иначе нельзя было. Вы про калым слыхали, конечно. Вот Василий мне и поясняет: чабан за черкешенку платит отцу до пяти тысяч!.. Неужели ты, русский человек, за свои мечтания… за свою любовь… Но тут я разволновался! Я, Аэлита, уважаемая, шик люблю. Федя – шикарный парень, он умеет сорить деньгами!

И все мои деньги, трудом заработанные, за адресок ваш отдал… А долг за телевизор – семьсот семьдесят рублей – на себя принял. Вы не бойтесь, за Федей Сидоровым не пропадет! Как на работу устроюсь – в год отдам! Ну а писать к вам от его имени – это Василий, уважаемый, сам придумал. Пиши ей, говорит, а потом лично приедешь, сердце у нее доброе.

ОНА (яростно). Мало того, что к тебе является аферист и урод…

ОН. Аэлита Ивановна…

ОНА. Мало того, что он облапошивал тебя три года…

ОН. Уважаемая!

ОНА. Мало того, что он сожрал все, что было у тебя к Новому году… Оказывается, он же за тебя пострадал! Ты ему еще и должна!

ОН. Я не говорил!

ОНА. И при этом он верит, что эта дура не выгонит его к чертям! Убирайся вон!

ОН. Ухожу! Я предупреждал! Невезучий я!

ОНА. Аферист! Турок! Чтоб ноги твоей…

ОН. Как совесть подскажет!

ОНА замолчала.

ОН. Только просьбица у меня к вам… Сейчас без пятнадцати… Новый год – через пятнадцать минут…

ОНА (c новыми силами). Ничего не знаю! Уходи! Уходи… пока цел! А то… а то… а то… (Бессильно.) А то…

ОН. Милицию позовете? Да ради бога! Все как совесть подсказывает!

ОНА бессильно плачет.

ОН. Значится, так: я только Новый год с вами встречу – и все. Есть примета такая: чтобы по-людски жить дальше… чтобы жизнь наладить… надо Новый год с добрым человеком в тепле встретить. Можно? А как часы пробьют двенадцать – все! Исчезаю!

ОНА молчит.

Так я разливаю? (И он поспешно разливает шампанское.) Нолито.

ОНА (бессильно). И не прогнала… Ну что за дела!

Бьют часы.

ОН (торжественно). С Новым годом, Аэлита Ивановна, уважаемая, с новым счастьицем… Как говорится, «отвяжись, худая жизнь, – привяжись хорошая». (Пьет.)

И ОНА тоже, вздохнув, пьет. Звонок телефона.

ГОЛОС. Хочу поздравить тебя с наступившим.

ОНА. И тебя тоже… Апокин.

ГОЛОС. Ну как твой Жан Габен?

ОНА. Спасибо, пьем и веселимся.

ГОЛОС. Я рад.

ОНА. Я рада, что ты рад.

ГОЛОС. Я рад, что ты рада, что я рад.

Гудки в трубке. ОНА смотрит на ФЕДЮ, тот посапывает у стола.

ОНА. Жулик треклятый, заснул?!

ОН (с трудом открывая глаза). Разморило, уважаемая. Столько на холоду к вам ехал.

ОНА. Не говори таким жалостливым голосом… Все равно сейчас уберешься отсюда! Ну… я не знаю… Ну почему ты к своим родителям не поехал?

ОН. Нету у меня родителей…

ОНА. Опять на жалость? Опять?

ОН. Ни отца нет, ни матери…

ОНА. Не смей!

ОН (выкрикивая). Сирота я! Детдомовский!

ОНА. А мне все равно: мне хоть от пыли дворовой родись – все равно уберешься!

ОН (степенно). Я не от пыли родился, уважаемая, а от благородного отца и честной матери. И оскорблять меня не надо… Просто бросили они меня. Невезучий я… А в детдоме хорошо было… В сольный ходил, в хоре пел.

ОНА. Это ты-то в хоре?

ОН. Голос у меня был тенор… Но – невезучий… И с годами поломался голос.

ОНА. Только про хор не заливай… Я сама в хоре пою.

ОН. А я сразу понял, что вы в хоре. Вон у вас фото стоит – все со ртами разинутыми. Это – ваш хор. И у меня такая же фота была… (вздохнул) когда-то. Мы все стоим со ртами разинутыми. Это – наш хор… Знаете, Аэлита, уважаемая, я хочу поднять тост за то, чтобы мы пели в одном хоре…