— Я дважды повторять не буду. Сели, поели, поспали, и мотайте отсюда! Час вам времени. Команда ясна? Не слышу?

— Так точно, тащ капитан!

— Вот и договорились!

Капитан подошёл к столу, взял кусок колбасы, хлеб, лук. Поднял стакан с водкой:

— Ну, с Богом! Приятного аппетита, пехтура!

Пацаны налетели на еду. Сожрали всё махом, только уши двигались, да зубы скрипели. Водку пили, как воду, сразу стаканами. Захмелели. Расслабились.

Парень, похожий на казаха, развалившись на полу, негромко запел. Ему принесли гитару. Хорошую. Семиструнку. Он сел, погладил гриф, подёргал струны, чего-то подладил, заиграл, запел громче. Все слушали. Прикольно.

Забыл армию, войну, страхи свои забыл. Лежу на диване, в тепле, сытый. Как дома. Ощущение — новый год в кругу друзей. Всем хорошо. Половина песню слушает, половина спит.

Пьяный Ча-ча подлез ко мне, показывает полотенце и крестик. Мать ему прислала. Осветила в церкви, у себя, там, на Родине, под Екатеринбургом, и прислала сыну, чтобы Бог его хранил. Ча-ча уверен, Бог сохранит его, и живым вернёт к маме. Будем надеяться.

Через час, в самый пик отдыха, растолкав придремавшее охранение, в квартиру вполз нетрезвый майор. Выстрелив из Стечкина в потолок, он заорал:

— А ну встали, сукины дети! Война идёт, а вы тут водку жрёте, мародёрничаете! Всех под трибунал! Расстреляю всех, нах!

Капитан из 8-ой роты, подскочив с кресла, в котором спал, подлетел к майору, ловко ткнул его кулаком в плечо, перехватил пистолет. Схватив старшего по званию сзади за шею, капитан поволок его на улицу. Майор тщетно пытался сопротивляться, капитан только сильнее сжимал пальцы на горле неудавшегося блюстителя порядка.

Я, вместе с толпой любопытных, вышел следом за офицерами, хотел посмотреть, чем закончится битва гигантов.

Они встали в центре двора, на детской игровой площадке, у песочной горки. Капитан: высокий, сильный мужчина под тридцать лет. Майор: среднего роста, грузный, с кулаками, как бочками, чуть старше возрастом.

Капитан оттолкнул противника от себя, оскалился:

— Не надо моих пацанов на отдыхе дрочить! Им я командир! Иди к себе в штаб, там порядок наводи! А здесь пока я — главный!

— Я тя накажу, капитан. Сначала измордую, а потом до сержантов опущу, сволочь! — кипел майор. — Ты у меня кровью будешь ссать!

— Да? Знаешь, дружище, я чемпион Ташкента по борьбе. И у меня разряд по боксу! Доказать?

— Попробуй! — майор попытался ударить скрытно, резко. Он шатнулся, но коротким ударом снизу под дых не достал наглеца.

Капитан молниеносно вмазал майору в лоб, пнул под колено, подсёк, завалил в песок. Майор хрюкнул и затих. Победитель короткой схватки посмотрел на своих подчинённых, с гордостью смотрящих на сильного и смелого командира:

— Так, пацаны, унесите товарища маршал, заприте в ванной, пусть трезвеет. И ни кому о нём ни слова! От кого услышу, застрелю сам! — скомандовал чемпион, и спокойно зашагал прочь.

— Молодец мужик, а, молодец! — восхитился капитаном Ча-ча. — Своих в обиду не дал. Я бы у него служил. Повезло парням из 8-ой роты, повезло.

Вошли в подъезд. Покурили на площадке у четвёртого этажа, собрались было уходить, но Ча-че показалось, что за одной из дверей скрывается литр водки. Пришлось выбить дверь и войти.

— Ну ты, Усман, каратист! С первого раза дверь с петель вышиб! — радовался Ча-ча, пройдя в кухню и открываю дверцу холодильника. — О, видал! Пузырь, огурчики, сливовое варение!

Опустошив холодильник, заглянули в комнаты, но ничего ломать или забирать с собой не стали. Что мы, вандалы какие?

На лестничной клетке курил мужчина. Пожилой чеченец.

— Здрасте! — протискиваясь мимо курящего, поздоровался Ча-ча.

— Здрасте! — ответил местный. — Зачем дверь в квартиру сломали? Вам открытых дверей не хватает? Водки захотели и солёного? Зачем ломать? Можно постучать, спросить! Я что, вам водки не дал бы? Нет, вам ломать что-нибудь надо! Это квартира тёти Мадины, она совсем одна живёт. К снохе своей пошла, пока не стреляют, решили узнать, жива ли та. Сейчас вернётся, а у неё дверь выбита. Кто вставлять будет? Не лето, холодно! Взяли, и сломали!

— Это не мы, дядя! — соврал Ча-ча. — А это нам подарили, угостили добрые люди, вроде тебя. Ломали не мы, честно!

— А кто? — удивился чечен. — Нет никого больше.

— Нет, правильно, нет. Были, сломали дверь и ушли. Это морпехи были! Изверги! Злые, собаки просто! А мы на такое не способны, мы добрые! Мы творим добро!

— Добрые? — вскинул брови чеченец. — С автоматами, и добрые? Инша Аллах, этот мир сошёл с ума! Люди с оружием творят добро! Мародёры!

— Не кипятись, дед, мы просто хотим есть. И всё! Ты понял? — Ча-ча дёрнул плечом так, чтобы чеченец вспомнил, что там висит автомат. — Понял?

— Да! Понял! Но поймёт ли Всевышний? Вот это — вопрос!

Месяц, когда кончилось детство.

Мой новый механ — весельчак по прозвищу Ковакс, гнал что есть сил. Ковакс был типичным гонщиком, и это был его минус и его плюс одновременно. Он не жалел ни нашу бронированную машину, ни людей, которых перевозил. Машину он небрежно называл железом, и выжимал из этого железа все последние соки, а людей называл дровами, которые нужно как можно быстрее доставить «к месту выгрузки» и скинуть с брони «пока живые».

Иногда безумные гонки Ковакса спасали нам жизнь: офигевшие от нашего неожиданного появления, духи не успевали сообразить, как нашу бэшку обстрелять, и давали нам шанс улизнуть невредимыми; но иногда поспешность Ковакса выходила нам боком, мы сами чуть не лишали себя жизни, попадая в нелепые аварии и необязательные катастрофы.

Коваксом молодого бойца нарекли деды. В честь забавного английского мультипликационного персонажа, неуклюжего великана-медвежонка, который на протяжении всего бесчисленного количества серий, просмотренных нами ещё до войны в части, повторял с экрана всего три фразы: «Я — Ковакс. Я хочу есть! Я голоден!». Молодой механик-водитель тоже всегда хотел есть и, к тому же, в течение дня напоминал окружающим об этом минимум раз сто, вот и стал нашим местным прожорливым Коваксом.

Мы выгрузили разведчиков в указанном нам офицером месте, у непострадавшей от бомбёжек стройной шестнадцатиэтажки, возвышающейся прямо за дудаевским дворцом, и только развернулись, чтобы отправится за новой партией десанта, как заметили, что последний, спрыгнувший с брони боец, чуть отбежав от нашей коробочки, выронил автомат и упал на спину. Ковакс ударил по тормозам, и я, выскочив через задний десантный люк, схватил бойца за шкирку и втащил его в бэшку.

В такт рывку Ковакса, я плюхнулся на сиденье и, подтянув раненого себе на колени, бегло осмотрел его. Входное пулевое нашёл сразу — пуля снайпера пробила бронежилет и вошла чуть пониже сердца. Не повезло пацану, не помог жилетик, снайпер был слишком близко, вот и пробило.