— Ты к чему это?

— А помнишь свои подростковые письма? Ведь признайся, хочется же? Ты не об этом собирался нам рассказать, когда Панда вошла?

— В общем, да… — услышал я себя и попытался как ни в чем не бывало отхлебнуть дымящийся чай, но скривился, обжегшись.

— Ну и как у тебя, нормально получается? — спросил Крис.

— Трудно судить, я себя не видел.

— Если верить газете, он просто супер, — сказал Дэйв, просматривая текст.

Я почувствовал, что краснею.

— Ну, они же не могут без крайностей, понимаешь, или любовь, или ненависть.

— Черт побери, Джимми! — заорал Норман, так и не выйдя из шока.

— Здорово, молодчина! — подхватила Нэнси.

— Просто не верится! — сказал Дэйв. — Ты не никто.

Я старался не слишком явно наслаждаться вниманием, подумывая, не приличнее ли сменить тему и спросить, какие у них планы, но такая скромность показалась бы слишком притворной, как если бы Нил Армстронг,[38]например, сказал жене: «Ну хватит о моих приключениях, а ты как сходила в супермаркет?»

Панда заказала себе поджарку и большую кружку чая, а остальные сгрудились над газетой.

Допустив ложь, я чувствовал, что уже не в силах помешать ей расти. Прочитав статью, друзья накинулись на меня с новыми вопросами:

— Слушай, а когда это ты ездил в Америку на два года?

— Да это же типичная журналистка, все переврала. Я сказал, что в Америку ездил два года назад.

У Нэнси был недоуменный вид — как она могла такое забыть?

— Но вся статья построена на том, что ты только что вернулся из Штатов, где добился успеха… как-то не вяжется.

— Слушай, в Америку я ездил на несколько недель пару лет назад, может, ты и не помнишь. Просто не распространялся — вдруг бы провалилось. Я попытал счастья на эстраде, и дело пошло.

— Но тут пишут, что ты там добился колоссальных успехов за последние два года! Как можно перепутать такие простые вещи!? — изумленно вопрошал Норман, и на секунду я прикусил язык.

— Яичница, бульон, колбаса и жареная картошка, — подсказал мне ответ Марио, плюхнув все это передо мной на стол.

— Марио, ты никогда не думал заняться журналистикой? — спросил я, пока он расставлял перед нами случайно сформированные блюда.

Мы сконфуженно объяснили, что это не совсем то, что мы просили, а Марио закатывал глаза, не веря в глупость кухонных работников. Потом живо унес тарелки, все с той же милой улыбкой, но стоило ему пнуть дверь кухни, как раздался вопль:

— Никаких, нахрен, бульонов, я сказал! Я же вам, нахрен, сказал к хренам, двойная, нахрен, яичница, бекон, нахрен, с колбасой и картошка, хрены вы хреновы! — И вслед за этим послышался грохот бьющейся посуды.

— Ну вот, теперь картошка вместо помидоров, — вздохнул я. — Может, стоит зайти на кухню и уточнить?

— Какой смысл? — откликнулся Дэйв.

Как только друзья уяснили, что среди них присутствует важная и преуспевающая творческая личность, посыпались самые разные злободневные вопросы — они хотели побольше узнать об этой наиболее современной форме искусства.

— И сколько платят за выступление?

— А сколько ты зарабатывал максимально за вечер?

— А в год сколько выходит?

Я изо всех сил старался отвечать как можно уклончивей. Мои шутки явно смешили Криса чуть больше, чем раньше. Они поделились новостью с Марио, и тот принялся показывать газету другим клиентам и кивать в мою сторону. А потом принес Нэнси кофе с молоком, хотя она просила чай без молока, а Норману — эспрессо, хотя тот заказал капуччино. Но когда Марио принимал заказ на пудинг и кофе у меня, запомнил он все точно. Яблочной пирог со сливками, но без крема, и еще один капуччино, но без шоколада. Отлично, спасибо, Марио.

— Да, Марио, и мой друг тоже просил капуччино.

— Ах, простите ради бога, сэр, я разом, сэр.

Теперь мне это нравилось, я по-настоящему входил в роль:

— Вот-вот, значит, два капуччини.

Ну вырвалось! Я чувствовал себя таким аристократом, что явно перестарался.

— Два капуччини? — загоготал Дэйв. — С каких это пор у капуччино есть множественное число?

— Ну, э… просто так правильно.

— Это может в Тоскане их хреновой так правильно, брат, а у нас тут говорят «два капуччино».

— Или «одну капачину, пожалуйста», как моя мама говорит, — добавила Нэнси.

Мы расплатились, хотя Марио никак не хотел принимать от меня деньги. Он настаивал, что мой обед за счет кафе. Нормана с Дэйвом это, кажется, немного разозлило.

— Ну что, вечерком по паре пивка? — спросил Крис.

— Да я бы с удовольствием, но никак — играю сегодня в «Комеди Стор».

— В «Комеди Стор»?

— Ага, надо в город.

— В какой такой город?

— Да в Лондон, конечно. Извини, такие дела, в Лондон надо. Сегодня никак.

— Слушай, а можно с тобой, посмотреть? — попросила Нэнси.

— Давай только не сегодня. Понимаешь, пробую новый материал.

— А материал для костюма или для эстрады? — спросил Дэйв.

— Для эстрады, разумеется. А, понял, шутишь. Ясно. Вообще-то шутить — моя обязанность!

Но это их не рассмешило. Дэйв только сказал: «Ладно, не забудь выпить парочку капуччини, когда будешь в городе».

Ну вот, началось. Между нами уже пропасть. Я общался с лучшими друзьями чуть иначе, а они нарочито изменили свое отношение ко мне. Подумать только, сколько в нас мелочной ненависти! Ну почему мы не можем просто рукоплескать и восхищаться теми, кто преуспел? Стоит чуть поднять голову, и все обозленные ничтожные неудачники начинают ненавидеть все, что ты делаешь. Просто сердце кровью обливается, нет, серьезно! Это называют синдромом высокого цветка мака, хотя я, собственно, был чем-то вроде опиумного мака — такой большой, белый, эскапистский, улетный мак. Я возвышался над другими потому, что всех убедил: моя галлюцинация — реальность.

* * *

А в понедельник утром мне позвонил первый агент, который хотел встретиться и обсудить возможность представлять меня. Звали его Вив Басби, и голос у него был как у плохого актера в роли «второго ист-эндского гангстера» из фильма «Квиты».

— Без дураков, Джимми, все на твоих условиях, ты главный, и я абсолютно уважаю твое мнение, что агент тебе не нужен и вся такая пурга, но просто давай обсудим и посмотрим, может, я сумею тебя разгрузить от беготни с концертами и ты сможешь сосредоточиться на эстраде… ведь эта хрень у тебя получается лучше, братан.