Я решил заставить совнархоз, чтобы они не только выбивали от нас план, но и, прежде всего, создавали нормальный быт для людей в своих поселках. Я написал докладную записку в крайком о том, что лесники не занимаются главными вопросами развития лесной отрасли в Приангарье – бытом людей, строительством жилья.

Докладная поступила к Кокареву, и он дал поручение аппарату подготовить данный вопрос на бюро крайкома. Была создана соответствующая группа, комиссия приехала в район и стала изучать положение дел на местах. Все, что я писал, подтвердилось, и комиссией была подготовлена записка. Вызвали на бюро лесников, речников, строителей и все краевые службы. Вел бюро А.А. Кокарев, его все побаивались. И он здесь проявил себя воинственно – за непринятие должных мер по развитию лесопромышленного комплекса, быта людей ряд руководителей был строго предупрежден о служебном несоответствии, в том числе и Усенко. Я вышел с бюро вроде бы победителем, и здесь, в приемной, на меня набросились некоторые руководители за то, что я «выношу сор из избы» вместо того, чтобы попытаться решать эти дела путем личных контактов и переговоров. В общем, преподнесли мне урок советского управления хозяйством. Один говорит (Тювкин): «Хорошо, допустим, сейчас на бюро Усенко наказали, но ведь завтра тебе к нему с чем-то придется идти, просить помочь, и с какими глазами ты к нему пойдешь?» И я подумал потом: с краевыми руководителями не надо бодаться. Людей-то наказали, но они все равно ничем не смогли помочь, поскольку сами в таком же положении находятся от Москвы, как и мы, которая установила сначала производственный план, а жилье на втором плане. И нужно сказать, что никогда раньше и никогда позже в системе управления народным хозяйством не было такой стройной и жесткой вертикали административного управления и такого контроля за состоянием дел, как на предприятиях, подчиненных совнархозу. Любой сбой в работе сразу становился известным руководству совнархоза, и наступала мгновенная реакция – в помощь дают технику. Тогда уже существовал институт «толкачей», то есть представителей края, выезжающих в район для оказания помощи. Мы, советские люди, по-видимому, не привыкли работать без погонял. Этот принцип еще долго сохранялся после ликвидации совнархоза и в целом давал положительный результат – хоть и кратковременный, но условия жизни людей не улучшались.

После объединения района промышленно-производственная зона теперь имела особую экономическую значимость, особенно по золотодобыче, геологоразведке и лесному производству, и это находило отражение и на мне как на руководителе – часто стал появляться в президиумах различных конференций, съездов, к нам стало больше внимания со всех сторон. К нам ехали люди, и мы стали выезжать за пределы края и в Москву.

Запомнилась командировка в Магадан (Колыму). Там весной 1963 г. под руководством ЦК КПСС проходило всесоюзное совещание работников золотой отрасли страны. Наша делегация состояла из четырех человек: А.М. Портнова, В.В. Смирнова, А.Г. Клименова и меня. Мне поручили сделать доклад от имени Красноярского края о состоянии и развитии золотодобывающей промышленности. Был на совещании и первый заместитель заведующего отделом тяжелой промышленности ЦК КПСС Иван Павлович Ястребов. Доклад мы подготовили емкий, с претензией к Госплану на невнимание к нашему перспективному краю в развитии золотой промышленности. В то время Колыма гремела как главный регион золотодобычи страны, они добывали там около 70 тонн золота в год и никому другому не собирались отдавать первенство. Загубили, как говорят, в колымской тайге больше трехсот тысяч душ заключенных (1935-1953 гг.).

Там на диком месте вырос новый современный город Магадан, и пока я там находился, я все думал: кто же из моих близких родственников здесь побывал и кто из них брошен в могилы этой вечной мерзлоты? Все здесь появилось и выросло на косточках пленников страшного политического режима.

Мой доклад не вызвал одобрения колымчан. Вдруг какой-то сибиряк ставит вопрос о том, что при планировании и финансировании не учитывают потенциальные возможности увеличения золотодобычи в других регионах Сибири и Союза, и в частности Красноярского края. И сразу после меня выступает начальник Северо-Восточного геологического управления Драпкин и заявляет, что вот передо мной выступал первый секретарь одного из районов Красноярского края и заявляет, что неправильно идет финансирование геологических работ на золото, а я, дескать, хорошо знаю геологию Красноярского края, и там, кроме железа, угля и норильского никеля и меди, заниматься нечем. Примерно такого же мнения были и работники ЦНИГРИзолото, которые определяли геологическую политику золота в Союзе.

Само совещание в Магадане для нас, красноярцев, было полезно с познавательной стороны, и мы смогли воочию сравнить, какие границы нас разделяют, но все же чувствовалось, что и в технологии добычи, и в методике геологоразведки золота наш край отстает. Колымчане устроили нам и хороший отдых – на совещании мы познакомились со всем партийным активом этого региона от Хабаровска до Чукотки. Заправлял совещанием председатель Северо-Восточного совнархоза К. Воробьев, старейший золотопромышленник, в его епархию входила тогда и Якутия. В ресторане был заказан ужин, и мы там познакомились с выдающейся женщиной, которая была по национальности чукча, она пела и плясала, и не случайно, по-видимому, была избрана членом Президиума Верховного Совета СССР. Вторым секретарем Магаданского обкома был Сергей Афанасьевич Шайдуров, с которым я потом познакомлюсь ближе, когда он станет замминистра геологии РСФСР.

И.П. Ястребов нам предоставил возможность поближе познакомиться с Колымой, съездить вглубь территории, но мы как всегда куда-то спешим, боялись не успеть приехать на день 8 Марта домой и побывали только в самом городе, его окрестностях и в морском порту. И очень жаль! После этой поездки я стал постоянным подписчиком журнала «Колыма», отраслевого научно-технического журнала, печатался он на особой бумаге со времен «Дальстроя», какой нигде в обороте не было.

В период правления Никиты Сергеевича Хрущева подобных совещаний регионального плана было очень много, и это называлось обменом опыта работы, и они, безусловно, были полезны. Хрущев и сам много мотался по стране и за рубежом, и к себе возил много новых друзей, его потом за это многие чиновники осуждали. Во время правления Хрущева я дважды побывал в Москве на самых высших мероприятиях, какие в то время проходили по инициативе ЦК КПСС.

Первый раз я попал на Всесоюзное совещание работников промышленности, транспорта и связи, которое проходило в Большом Кремлевском дворце с участием всех членов Политбюро во главе с Никитой Сергеевичем Хрущевым. От Красноярского края была делегация из руководителей края численностью более 30 человек (у меня сохранился фотоснимок). Руководитель делегации