Но ведь мадам Делюк, возразите вы, в своих показаниях ясно говорит, что видела рядом с чащей банду, причем в то же или примерно в то же время, когда было совершено убийство. Допускаю, что так и было. Но я ручаюсь, что, когда случилась эта трагедия, рядом с заставой дю Руль находился еще добрый десяток других банд. Однако только эта группа, привлекшая к себе внимание запоздалыми и очень ненадежными показаниями мадам Делюк, по словам этой честнейшей и внимательнейшей женщины, наелась ее пирогов и напилась ее бренди, но не удосужилась заплатить. Et hinc illae irae?[77]

Что мы знаем из показаний мадам Делюк? «В трактире появилась группа мерзавцев, которые вели себя совершенно разнузданно и не заплатили ни за еду, ни за выпивку. Они удалились в том же направлении, что и молодой человек с девушкой, в трактир вернулись на закате и как будто в большой спешке уплыли обратно на противоположный берег».

Вполне вероятно, что эта «большая спешка» показалась мадам Делюк особенно большой, потому что она все еще горевала по поводу пирогов и пива, за которые, возможно, в глубине души еще надеялась получить оплату. Зачем еще ей было заострять внимание на спешке? Ведь нет ничего необычного в том, что люди, пусть даже банда отъявленных негодяев, спешат домой, если приближается ночь, погода портится, а им предстоит переплывать большую реку на маленькой лодке.

Я сказал «приближается», потому что тогда было еще не совсем поздно. Только начинало смеркаться, когда поспешное бегство этих «мерзавцев» окончательно расстроило мадам Делюк. Однако нам говорят, что именно в этот вечер мадам Делюк и ее старший сын слышали неподалеку от трактира женские крики. И какими словами мадам Делюк обозначает тот отрезок вечера, когда эти крики раздались? «Вскоре после того, как стемнело», – говорит она. Но «после того, как стемнело», по крайней мере, обозначает, что было уже темно. А выражение «на закате» подразумевает, что было еще светло. Таким образом, становится совершенно очевидно, что банда покинула заставу дю Руль до того, как женские крики были услышаны (услышаны ли?) мадам Делюк. И хоть во всех отчетах, повторивших ее показания, используются выражения, однозначно совпадающие по смыслу с теми, которые в разговоре с вами употребил я, никому, ни газетчикам, ни мирмидонцам из полиции, не пришло в голову обратить внимание на это несоответствие.

Я добавлю еще лишь один довод в доказательство того, что убийство было совершено не бандой. Но довод этот, на мой взгляд, сам по себе перевешивает все остальные, вместе взятые. Когда предлагается большое вознаграждение и полное помилование за показания против сообщников, можно ни на минуту не сомневаться, что хотя бы кто-то один из банды подонков или любой группы людей давно бы уже донес на дружков. Любой участник банды при таких обстоятельствах не столько хочет заполучить обещанную награду или помилование, сколько боится быть преданным. Он предпочтет сам предать и сделает это как можно раньше, чтобы самому не стать жертвой предательства. То, что тайна до сих пор еще не раскрыта, является лучшим доказательством тому, что это – действительно тайна. Все ужасы этого страшного преступления известны только одному или двум живым людям и Богу.

Давайте же теперь обобщим небогатые, но истинные выводы нашего долгого разбора. Итак, у нас есть два варианта: первый – это какой-то несчастный случай, произошедший под крышей мадам Делюк, и второй – это убийство, совершенное в чаще рядом с заставой дю Руль любовником, или, по крайней мере, тайным близким знакомым жертвы. Знакомый этот имеет смуглую кожу. Смуглость, «довольно необычный» узел на талии и морской узел на лентах шляпки – все это указывает на моряка. Его знакомство с убитой, беспечной, но вполне достойной молодой девушкой, указывает на то, что это не обычный матрос. Это подтверждают и умело составленные письма в газету. Обстоятельства первого побега Мари из дома, о которых упоминает «Меркюри», наводят на мысль о том, что этот моряк и есть тот самый «морской офицер», который вывел несчастную на путь, закончившийся убийством.

И тут самое время задуматься, почему об этом смуглом молодом человеке все еще ничего не слышно. Позвольте заметить, что кожа у этого человека смуглая, но вряд ли обычная смуглость обратила бы на себя внимание и Валанса, и мадам Делюк. Почему же этот человек до сих пор никак себя не проявил? Может быть, он убит бандой? Если это так, то почему найдены только следы девушки? Естественно предположить, что убить их должны были в одном месте. И где его труп? Убийцы ведь, скорее всего, избавились бы от тел одним и тем же образом. Можно смело утверждать, что этот человек жив, но скрывается, потому что боится обвинения в убийстве. Это соображение становится возможным сейчас, когда прошло время, и после того как нашлись свидетели, которые видели его с Мари. Сразу после убийства оно не имело бы силы. Человек невиновный первым делом должен был объявить о совершенном злодеянии и попытаться помочь найти преступников. Именно такое поведение выглядело бы разумным. Его видели с девушкой, они вместе пересекли реку на открытом пароме. Любому, даже идиоту, ясно, что самый верный и единственный способ снять с себя подозрение – обличить убийц. Не может быть, чтобы в ту роковую ночь воскресенья он, во-первых, сам не был виновен и, во-вторых, ничего не знал о случившемся. И в то же время только такими обстоятельствами можно объяснить, почему он, если жив, не донес на убийц.

Итак, как же нам установить окончательную истину? Какими средствами воспользоваться? По мере нашего продвижения вперед средства эти будут множиться и приобретать все более четкую форму. Нужно изучить обстоятельства первого побега Мари из дома. Следует узнать всю подноготную об этом «офицере», выяснить, чем он сейчас занимается и где находился во время совершения убийства. Надо внимательно сравнить между собой все присланные в вечернюю газету письма, в которых вина возлагается на банду. После того как это будет сделано, необходимо сличить эти письма, их стиль и почерк, с теми, которые приходили в утреннюю газету в прошлый раз и в которых с такой горячностью доказывалась вина Менэ. Когда это будет сделано, нужно будет опять же сличить все эти послания с почерком офицера, а также еще раз допросить мадам Делюк, ее сыновей и кучера омнибуса, Валанса, вдруг они еще что-нибудь запомнили о том спутнике Мари, кроме его смуглости. Если разговор построить умело, из них наверняка можно будет выудить какие-то новые сведения по интересующему нас вопросу (или, по крайней мере, что-нибудь имеющее отношение к делу). Они могут даже сами не догадываться, что знают нечто такое, что для нас очень важно. Наконец нужно найти лодку, которую утром в понедельник двадцать третьего июня подобрал матрос-таможенник и которая без руля исчезла с пристани без ведома дежурного офицера за какое-то время до того, как был обнаружен труп. При должной осторожности и настойчивости мы наверняка сумеем разыскать ее, поскольку, кроме того что обнаруживший лодку матрос сумеет опознать ее, в нашем распоряжении находится ее руль. Если лодку забрал человек с чистой совестью, он не мог не поинтересоваться рулем. И тут позвольте отвлечься на один вопрос. О том, что найдена лодка, никто объявлений не давал. Ее без лишнего шума доставили к пристани и увели оттуда точно так же без лишнего шума. Но, если объявлений не давалось, каким образом ее хозяин, или тот, кто взял ее напрокат, так быстро узнал, где находится его лодка, если уже на следующий день (во вторник) утром забрал ее? Остается только предположить, что он как-то связан с таможенным флотом, связан настолько тесно, что знает изнутри жизнь этой службы, в курсе всех подробностей и даже мелких местных новостей.