И вот, когда я надела эти желтые линзы, я поняла его мысль. Мне раньше казалось, что мой темный взгляд – он жестче. Но я ошибалась. На самом деле, медовые линзы дали реальную жесткость. Глаза стали ярче и холоднее. Ты держишь оборону, и никто близко не подойдет. Пожалуйста, пробуй, но ты упрешься в стекло, которое тут же возникнет между тобой и этой женщиной.

Арно сделал грим, причем, очень быстро. Начал рисовать глаза. И когда он их нарисовал, у меня абсолютно пропало желание улыбаться. Раньше я была уверена в себе только когда улыбалась. Мне казалось, что от меня только этого и ждут. И вдруг смотрю – мне не нужна улыбка. И я успокоилась. Этот образ был достаточен для всего. Пришла уверенность, которой я раньше не чувствовала.

Арно спросил:

– Тебе это нравится? Вот так ты должна играть!

Пришел наш оператор, посмотрел на меня, удивился. Говорит:

– Слишком много краски на глазах, так нельзя.

– А ты попробуй. Нет, значит нет. Больше не будем говорить на эту тему.

Арно очень мягко, не конфликтуя ни с кем, предложил:

– Поснимайся, Настя. Сделайте кинопробы нового лица. И вы поймете, что такой грим отлично уживается с пленкой.

Любовник Арно, трогательный молодой человек, тем временем быстро сбегал за ножницами. И Арно стал меня стричь. Убрал длинные волосы, остатки химии, все наследство, оставшееся от «Няни». Он оставил длинное карэ, и дальше просто рвал волосы, челку. Все рваное, клоками, все висит. Он сжимает это руками, укладывает… Моему удивлению нет предела.

Первым зашел французский продюсер Пьер. Увидел меня и ту же тихо сказал:

– Все. Фильм есть.

Его восторгу не было предела. Он остался очень доволен.

Дальше пришли наш директор картины и исполнительный продюсер. И увидели совсем другую, незнакомую женщину-волчицу. А потом пришел Жигунов. Смотрел, смотрел, да так молча и вышел.

Арно спрашивает:

– Это что он сейчас имел в виду?

Я говорю:

– Он в коме. Не обращай внимания.

А потом Арно сделал мне второй образ, условно – стиль героини «вне игры». Зачесал волосы в низкий хвостик, ровный, гладкий. Уложил челку. И вот я остаюсь с этим гримом, с хвостиком. Мы единогласно все это утверждаем, и я действительно перестаю улыбаться. Я так себя комфортно почувствовала – ничем не надо добирать, никакого гарнира в виде шуток, улыбок. Я самодостаточна. И мне так хорошо в этом состоянии! И внутри что-то происходит со мной, какой-то процесс, которому главное не мешать.

В тот вечер мы пошли ужинать в ресторан на Елисейских полях. Решили прогуляться – шли пешком. Мне это было необходимо, мне надо было выгулять свой новый образ, выйти в новом амплуа. Вокруг кипели страсти: машины гудели, прохожие останавливались. Все весьма эмоционально выражали мне свое восхищение. Я в общем-то никогда не страдала от недостатка внимания, но это было что-то невероятное! Что происходило на улицах Парижа – не передать. Я забавлялась. Это была и я, и не я одновременно. Как прав Арно! Глаза светились, походка изменилась, осанка. Конечно, я очень ждала перемен, думала: «Господи, дай мне человека, который придет и увидит во мне другую женщину. И пусть у него хватит фантазии и мастерства!» И вот, свершилось. Я была другая, такая, какой не приснилась бы себе в самых радужных и волшебных снах.

Вообще, я, как, наверное, и многие другие женщины, очень зависима от костюма и от грима. Ведь граница между внутренним и внешним – вещь условная, никто не сможет вам с точностью до миллиметра указать, где она проходит, где заканчивается внешнее, и где начинается внутреннее. И точно так же как наше настроение влияет на наш внешний вид, так же и наш образ влияет на наше состояние. Именно поэтому психотерапевты настоятельно рекомендуют больным депрессией носить яркую, интенсивной раскраски одежду. Это действительно работает. Но работает в двух направлениях – если что-то не так с костюмом, это может отобрать все силы. Какой-нибудь шовчик завернулся не туда, или локон в прическе сбился, и все – я не могу отделаться от мысли, что у меня неправильный костюм, неправильный грим и прическа. Очень сложно, будучи женщиной, не обращать на это внимания. Кажется, что это замечают все. Я сразу начинаю нервничать. Наверное, это плохо. Но, мне кажется, это чисто актерское. Такие уж мы зависимые от всяких мелочей люди.

В отеле мой новый образ произвел настоящий фурор. Уходила милая, улыбчивая дамочка, а вернулась хищница. Шпионка. Независимая, притягательная и опасная. Ночью весь грим был смыт, но прическа осталась. И осталось это чувство. Оно зафиксировалось. Ты умываешься, а ощущение нового лица все равно остается. Это лицо женщины, которая не пытается произвести впечатление. У нее есть своя цель, свое выверенное направление, и она туда идет.

Арно обещал начать работать над фильмом и делать мне грим две недели. Но моего волшебного стилиста срочно вызвала Шарон Стоун. Вот уж никогда бы не подумала, что буду делить с ней парикмахера! Арно улетел в Америку, предварительно записав обучающую программу. Но эксклюзивный грим никто не мог повторить в точности таким, каким его делал Арно. Это было настоящей проблемой. Мы пробовали воспроизвести художественные находки Арно в Москве, но они давались сложно. Это такая тонкая вещь – взмах кисти, щеточки, губки. Тем более, что Арно делал почти подиумный грим, настоящий фэшн. Наши специалисты, работающие в кино, к сожалению, не владеют этой техникой. В итоге путем проб и ошибок мы нашли человека, который сделал мне подобный грим. Причем достаточно удачно. В современном отечественном кинематографе нет ни каскадеров международного уровня, ни гримеров, но есть отдельно взятые замечательные люди, которые могут делать все это и очень даже неплохо.

Надо сказать, актеры крайне редко идут на кардинальное изменение внешности. Ведь это большой риск. И дело даже не в том, что ты боишься стать хуже, чем была. Дело в другом: из фильма в фильм актеры стараются сохранить один и тот же внешний образ, с которым их уже полюбил зритель. Стараются не менять ничего – ни прическу, ни длину, ни цвет волос. Замереть в этом образе. Застыть. Наверное, это имеет смысл. Но мне к этой всенародной любви к няне было уже нечего прибавить. И внешне, и по характеру. Передо мной встала противоположная задача – не закрепиться в образе Вики Прудковской. Я вовсе не хотела, чтобы все стали говорить: «Вы посмотрите на нее – да разве она менялась когда-нибудь? Не менялась. Она всегда была такой. Всегда. Да она и не может стать другой». У нас много актеров, чей неизменный образ навсегда впечатался в сознание публики. Это канон, его эталон. Найдено то, что тебе идет, и это любимо. Стоп, снято! Но с другой стороны, есть же Джонни Депп. И он всегда новый! Каждый раз максимально уходит от полюбившегося образа. Он не боится, и любовь к нему не уменьшается. Ему ничего не страшно. Такой, знаете, стейдж-дайвинг – когда рок-звезда на пике эмоций падает в публику, а та не роняет его, а держит на вытянутых руках, качает, словно на волнах. Такое доверие между артистом и благодарным зрителем. Это чудо. И это особенная, феноменальная внутренняя пластичность.