Приближается время Урожая. Ты это чувствуешь? Столько фруктов уже созрело, они висят на деревьях, ожидая, когда их снимут с веток. Они готовы к этому. От выбора кружится голова. Какая красота! Какой восхитительный набор вариантов! Возможности бесконечны.

И выбирать мне.

Ты мучаешься из-за этого? Страдаешь от того, что твой ученик превзошел тебя во всем? Ты там гниешь в то время, как я свободно гуляю здесь, и весь урожай – мой.

Тебе следовало меня слушать.

Тебе следовало учиться.

Ты выучил урок, мой дорогой друг?

Или мне следует преподать тебе еще один?

Искренне твой,

Антей[14]

Антей!

Ко мне в гости приходила миленькая маленькая лисичка. Я отправил ее по твоему следу.

Счастливой охоты, мой юный ученик!

На этот раз урок предстоит выучить тебе.

Пеан

На следующее утро Эбби, Зоуи и Пол встретились в доме Винтропов, чтобы вместе изучить отчет о патологоанатомическом исследовании. Но их радость от того, что удалось заполучить папку с делом, была недолгой.

– Он точно такой же! Не хватает тех же страниц, – раздраженно воскликнула Зоуи, бросая папку на письменный стол.

Пол нахмурился.

– Папки часто переставляют с места на место, страницы теряются. Ты прекрасно знаешь об этом.

– Мне хотелось бы поговорить с патологоанатомом, – заявила Зоуи. – С этим… – Зоуи склонилась над столом, чтобы еще раз заглянуть в отчет. – Доктором Августом Джеффри. Он все еще здесь работает?

– Да, – кивнула Эбби. – Я свою копию отчета получила как раз у него.

– Отлично! Значит, можно рассчитывать на его помощь, – Зоуи с надеждой посмотрела на Пола. – Мне нужны все факты, Пол. Тогда, возможно, я смогу что-то обнаружить, используя современные научные знания. У них могли быть улики, которые они просто не имели возможности исследовать, или не хватало денег на какие-то тесты. ФБР очень быстро забрало дело, что-то могло потеряться в процессе передачи, что-то просто забыли передать. Может быть миллион причин, объясняющих, почему что-то просмотрели в этом деле. В сельской местности такое вообще часто случается. Так что будет лучше прямо отправиться к первоисточнику.

– Я могу отвезти ее к доктору Джеффри, пока ты обыскиваешь подвал в здании суда в поисках коробок с уликами, – предложила Эбби.

– Хорошо. Так и сделаем, – согласился Пол.

– Ты прямо сейчас готова ехать? – спросила Эбби у Зоуи.

Девушка кивнула, встала со стула, взяла свою сумку и повесила ее через плечо.

– Удачи у шерифа! – пожелала она Полу.

– Покорми Роско, ладно? – попросила его Эбби.

– Ты всегда пытаешься заставить меня выполнять твои обязанности, Винни, – заметил Пол с лукавой улыбкой, от которой у нее внизу живота возникли приятные ощущения.

– Спасибо! Увидимся, – сказала Эбби.

* * *

– Так, расскажи мне про этого доктора. Что он из себя представляет? – спросила Зоуи после того, как они загрузились в пикап Эбби и поехали в направлении шоссе.

– Доктору Джеффри сейчас уже семьдесят с лишним, – сообщила Эбби, пропуская красный спортивный автомобиль, который явно спешил по очень важным делам. – Он работал патологоанатомом в нашем округе, начиная с шестидесятых годов прошлого века. С ним связана целая эпоха! Он – часть нашей истории.

– Он пытался от тебя что-то скрыть, когда ты брала у него интервью? Уклончиво отвечал на какие-то вопросы?

Эбби покачала головой.

– У меня не возникло таких ощущений, когда мы с ним беседовали. Но тогда я понятия не имела, что в отчете о патологоанатомическом исследовании отсутствует несколько страниц. Так что, может, я что-то и упустила. В прошлом году я разговаривала об этом деле не только с доктором Джеффри, но и шерифом Аланом, который тогда еще не был шерифом, а только помощником, но участвовал в расследовании. Было и еще несколько человек из администрации шерифа, которые занимались расследованием до того, как дело забрало ФБР. С ними я тоже говорила.

– А я проверила, кто вел это дело со стороны ФБР, – сообщила Зоуи, перебирая листы в толстой папке, которую держала на коленях. – Агент Барсон, печально известный в нашем Бюро.

– Что значит «печально известный»? – спросила Эбби, нахмурившись.

– В первые годы работы Барсон был на самом деле хорошим агентом. Но потом у него начались проблемы с кокаином – на самом деле сильная наркотическая зависимость.

– О боже! – воскликнула Эбби.

– Да, – кивнула Зоуи. – Какое-то время ему еще удавалось катиться на волне «Я поймал доктора Экс», поэтому его зависимость заметили не сразу. Уволили его только в 2005 году. Было проведено внутреннее расследование, а потом еще одно, когда ФБР возглавил Эденхерст. Пересмотрели несколько дел, которые он вел, но, как я понимаю, наше не вызвало никаких подозрений, потому что Говард Уэллс сам во всем сознался. – Зоуи какое-то время молчала и хмурилась, глядя в окно. – Я не знаю, почему он сознался, – наконец сказала она. – Если ты права, и они познакомились в интернете, и он не знает, кто этот тип, то зачем признаваться? Почему не попытаться выкрутиться? Да, имелись доказательства, собранные криминалистами. Они могли оказаться убедительными для присяжных, но могли и не оказаться. Присяжные не любят, когда свидетели говорят научным языком. Это их путает, сбивает с толку, кого-то просто раздражает. Они не понимают доказательства на основании последних научных достижений. А Уэллс обладает харизмой – он мог выскользнуть из-под гильотины.

– Однако он больше никогда не смог бы убивать таким способом, – тихо произнесла Эбби. – Он не смог бы провести свой ритуал полностью: задушить, потом пометить жертвы своим «фирменным» образом. Ему пришлось бы что-то менять.

– Ты думаешь, он признался, чтобы сохранить свой modus operandi[15]? – уточнила Зоуи, голос ее звучал скептически.

Эбби пожала плечами.

– Вероятно, ты гораздо больше знаешь о серийных убийцах, чем я, – заметила она. – Но я поговорила со всеми, кто знал Уэллса, – с теми, кто согласился со мной разговаривать. И все эти люди сказали мне одну вещь: этот выродок все держал под контролем, все должно было быть именно так, как хотел он. Одна из операционных медсестер, которая работала вместе с ним, пока он занимался хирургической практикой, рассказала мне, что раскладывала хирургические инструменты с помощью линейки. Между инструментами должно было быть ровно три с половиной сантиметра – не больше и не меньше. А если оказывалось больше или меньше, даже на миллиметр, он это замечал и устраивал скандал.