— Ух ты! Камыш, ты самый лучший!

— Так ведь и ты самая-самая лучшая, — напомнил он. — Сама пришьешь, или помочь?

— Сама!

Пока они занимались новой туникой, прошел почти весь день, и костяной клей был уже готов. Для начала охотник полил свое сооружение клеем горячим, прямо через край — чтобы тот затек поглубже в щели и намертво прихватил все стыки. Потом дал немного остыть, и когда отвар начал густеть — щедро промазал днище, старательно заполняя щели и выемки, особенно на носу и корме. Дал клею затвердеть, перевернул будущую лодку и вылил из ведер остатки на распушенные хвостики досок, что торчали внутрь — для большей прочности.

— Остался последний шаг… — вздохнул он. — Интересно, получится или нет? Если не получится, в жизни больше с берестой не свяжусь!

В этот раз искать недавно упавшую толстую березу пришлось довольно долго. Однако юный охотник надеялся, что по краям ближних оврагов или на берегу ручьев найдется дерево с подмытыми корнями, которое не выдержало напора ветра — и оказался прав. После полудня на берегу Песчаного ручья он наткнулся на старую, как священная ива, березу, рухнувшую на излучине вдоль неглубокого русла протоки. Аккуратно срезав с нее берестяное полотно, Могучий Саблезуб вернулся, сделал последние приготовления и с восходом солнца взялся за дело. Разложив бересту на перевернутое кверху днищем суденышко, он стал не спеша пришивать ее к верху борта, начав с середины. Надежно закрепив полотно, юный охотник попытался обтянуть берестой нос. Разумеется, ничего не получилось: ведь нос от середины сужался вперед почти как острие, и полотно повелось складками. Но по предыдущему опыту Камыш этого ожидал и был готов. Он сделал два длинных прореза от низа борта вперед, обмазал борта костяным клеем и плавно раскатал бересту вдоль них вперед, сведя вместе на две ладони перед носом. Потом поверх гладкого днища и бортов промазал все клеем еще раз и раскатал бересту по днищу, загибая по бортам снизу вверх.

— Ты опять за свое, Могучий Саблезуб? — Голос Черного Стрижа заставил увлекшегося охотника вздрогнуть. — Один раз ничего не вышло, так уж мог бы успокоиться. Невозможно делать лодку из бересты, никак невозможно! Один сучок или камень острый — и порвется она сразу. Будешь в воде барахтаться.

— А я, Черный Стриж, — выпрямился Камыш, — когда через лед, камни или сучья плыть захочется, долбленку общую возьму. А когда по чистой воде и камышам путь держать нужно, тогда берестяной обойдусь. Вон, Лосиная река, вся чистая. Завалы, что случаются, мы вместе завсегда разбираем, чтобы не мешались. Чего же на ней с берестой случится? На Большой Реке отродясь завалов не случалось, в озерах окрестных тоже. Чего бы мне по ним на бересте не путешествовать?

— Однако, ты упрям, — покачал головой Стриж. — Ну, да свои силы тратишь, мне не жалко. Мучайся и дальше, коли ума не хватает.

Старый охотник отошел, и Могучий Саблезуб смог заняться кормой: разрезал бересту вдоль, промазал клеем борта, прижал. Потом развернул бересту вдоль днища. Остаток дня ушел на то, чтобы пришить верхний край, концы полотнища спереди и сзади и промазать горячей живицей все швы.

Пирога в этот раз получилась настолько легкой, что до реки Камыш донес ее сам, один. Вошел у пляжа по колено, опустил, шагнул внутрь, встал во весь рост, опираясь ногами на еловые ребра. Теперь его даже не удивило, что ни в одном месте не проступило внутрь ни капли воды. Он был уверен, что в новой пироге нигде не трется друг о друга ни одна деталь, что в бересту не упирается ничего острого, что нигде нет никаких загибов или изломов.

— Вот и все! — Он подогнал лодку к берегу, вынес на пляж, поднялся к дому: — Эй, Золотая Тень! Хватит скучать! Забирай своего Пухлика и пошли покатаемся, пока погода хорошая. Хлопотами займетесь, когда опять дожди зарядят.

Разумеется, отплыть из селения, не взяв с собой гарпунов, топора, копья и всех своих силков, охотник не мог. Равно как не скатать в дорогу камышового мата и не поставить в носу трутного горшочка. Мало ли что? Но в этот раз Могучий Саблезуб искал не добычи, а просто хотел проверить получившуюся пирогу на прочность и скорость. И потому он не думал о силках и зверье, а греб и греб по самой стремнине, поглядывая по сторонам и наслаждаясь легкостью и скоростью, с которой скользит по воде новая лодка.

На Мохнатую реку юный охотник сворачивать, разумеется, не стал, мысленно пообещав себе собраться и расчистить ее русло от самых опасных завалов. Но все же проплыл ближе, выглядывая протоку: не случилось ли там что-нибудь еще?

Слева проскочило устье Песчаного ручья, а вскоре потянулась и Дальняя топь.

— Смотри, Камыш! — встрепенулась Золотая Тень. — Вон под тем обрывом нас Большой Кот чуть не сожрал!

— Я помню, — кивнул охотник.

— Интересно, а еще такие клыкастые Коты есть?

— Наверное, есть, — пожал плечами Могучий Саблезуб. — Но такой большой зверь, с которым мы справились, должен был распугать всех соперников далеко вокруг. Мыслю я, новый Большой Кот на нашей реке появится не скоро.

— Это хорошо, — улыбнулась девочка. — Значит, нашим детям будет нечего бояться.

В прошлый раз, из-за шутки духов, они плыли по реке почти весь день и почти всю ночь. Но под толчками весла пирога неслась куда как быстрее, и Вечерние Воды путники увидели еще задолго до вечера.

— Сплаваем к нашему старому дому? — оглянулась Золотая Тень. — Интересно, как он там? Что с ним за зиму случилось?

— Далеко, за день не успеем, — покачал головой Камыш. — Нужно тут где-нибудь для ночлега место выбрать. Осмотримся заодно. Может, снасти где поставлю? Свежее мясцо куда вкуснее вяленого.

Берега Вечерних Вод густо поросли камышами, и потому место для отдыха охотник искал привычным способом: по кронам деревьев. Редкие и не очень высокие березы, осины, ольха растут на местах влажных, приволоченных. Более густые лиственные леса стоят тоже в местах влажных, но уже не столь чавкающих. Приземистые ивы обозначают низкий песчаный бережок, постоянно заливаемый водой. А вот сосна или ели указывают на сухую возвышенность, удобную для стоянки. Возле устья Большой Реки почти везде тянулись именно ивы, лишь изредка за ними показывались низкие березки или кроны ольхи. То есть — песок и болото, болото и песок. Ни поохотиться, ни отдохнуть толком. И потому, едва по левую руку вдруг завиднелись чахлые сосенки, Могучий Саблезуб решительно повернул и несколькими сильными гребками разогнал пирогу. Острый нос легко раздвинул стебли камыша, впереди показался песчаный взгорок, давший приют десятку совсем еще молодых сосенок, небольшая заводь с кувшинками и…

На засыпанном мелким покатым гравием берегу лежала легкая остроносая лодка, а чуть выше за ней разбирали плетеную сумку двое людей!

Камыш от неожиданности замер, и пирога, растолкав последние стебли, мягко ткнулась в отмель. Люди выпрямились и тоже застыли, в полном недоумении глядя на неожиданных гостей. Один был безусый круглолицый паренек с острым носом, словно вырезанным двумя сильными движениями ножа из липового сучка, и короткими, торчащими ежиком волосами. От непогоды его спасали куртка с длинными рукавами и штаны, сшитые вместе со ступнями. И то, и другое — из очень тонкой черной кожи со странным, как у мокрой осоки, глянцевым блеском. Второй была девушка возраста Камыша в простенькой тунике из такой же тонкой кожи, что и у ее спутника. Голову украшала меховая полоска через лоб и длинные косички с вплетенными нитями, которые оканчивались разноцветными бабочками. Поршни девушки облегали ноги так плотно, словно накрепко в них вросли — как луковица рогоза срастается с выходящим из нее стеблем.