Боевики стали часто и громко переговариваться на чеченском. Один из них сказал нам: «Ваши решили штурмовать, прощайтесь друг с другом!» Потом шахидки собрались к центру балкона, поговорили между собой и разошлись. Кто-то сказал, что они прощаются. Террористы сняли свои флаги и стали выходить из зала. Я спросил у одного из них: есть ли шанс, что все обойдется? Он обернулся от двери и сказал, что, наверное, нет. Потом подумал, вздохнул и вновь: «Нет». Женщины-террористки встали поближе к сидящим заложникам. На балконе «наша» шахидка сжимала в одной руке гранату, в другой – две пальчиковые батарейки. Она сказала нам: «Молитесь!» – и тоже стала что-то шептать. В зале несколько человек заплакали, все снова упали под кресла. Шахидка начала нас успокаивать: «Садитесь и сидите спокойно. Если будет штурм, вам ничего не поможет. Мы здесь все умрем, но не бойтесь, молитесь, и мы все окажемся в раю!»

Было понятно, что это конец. Подумал об Ане, которую от меня отсадили к женщинам. Как бредово все получилось! А ведь мог взять билеты на другой день или на другой мюзикл. Но нет – я давно хотел именно на «Норд-Ост», а среда была наиболее удобным днем для обоих. Посмотрел на часы – без десяти девять. Через пятнадцать минут будут сутки, как мы здесь. Я где-то читал, что большинство заложников обычно погибают в первые сутки, а если они пережиты, то шансов выжить намного больше. Подумал: «Жаль, немного не дотянули. А может, еще дотянем?» Снял часы, положил перед собой. Смотрел на секундную стрелку и читал «Верую…». Ровно в девять началась стрельба. Я подумал: «Жаль, не успел дочитать!» – и приподнял голову. Чеченка снова вскочила и уже поднесла батарейки к проводам.

Но стрельба, к нашему удивлению (именно удивлению, потому что все уже не надеялись), стихла. Мужчины вернулись в зал, повесили флаги, а шахидка все так и стояла, сжимая батарейки. Я смотрел на нее, повторяя про себя: «Убери взрыватель, убери…» – и как бы гипнотизируя ее. Наконец она снова села у двери. Мой сосед пошутил: «Вот мы сейчас умрем, кто-то попадет в ад, а там опять эти боевики сидят. Вот радости-то будет от такой встречи!»

Катя Стародубец:

Они очень ждали НТВ, приколотили свой флаг, принесли кресла. Бараев кричал в телефон: «Пустите только НТВ! Никакое другое! Только НТВ!» Но потом, когда мы смотрели ТВ (а мы сидели близко от Ясира, у которого был телевизор), у Бараева был на экране такой вид – как в воду опущенный. Человек держит целый зал в таком напряжении, а сам не знает, куда деть свои руки, глаза. Или он получал указания, что и как делать, а сам не мог и слова сказать? А когда с Немцовым разговаривал? Ходил по сцене и все говорил: «Слышишь, Немцов? Слышишь, Немцов?» Если он действительно разговаривал с кем-то…

Первый офицер «Альфы»:

Вертолет… Штабу нужно было изучить крышу ДК. Она оказалась не такой, как в «Меридиане», где тренировались штурмовые группы. То есть в штабе рассматривались любые варианты штурма – сверху, с боков, снизу с помощью диггеров, через воздухозаборник. Несколько наших бойцов вмеcте с инженерами пошли с диггерами в подземные коммуникации. В подвале обнаружили сторожа, который там спрятался. Он был пьян и спал. Они полезли дальше. Вернулись перемазанные и сказали, что подземные коммуникации использовать для штурма нереально – не только в бронежилете, а даже на карачках не пролезешь.

Продолжали опрашивать выпущенных или сбежавших заложников, собирать по крупицам информацию о террористах. При этом что интересно: если взрослые находились в шоке и мало что помнили, то дети оказались более наблюдательными. Один мальчик очень профессионально рассказал, какие у террористов пистолеты, автоматы, какая взрывчатка. Кроме того, постоянно шла информация от заложников из зала. Даже когда террористы отняли у всех мобильники и запретили звонить (они почему-то решили, что новыми мобильниками можно делать фотографии и передавать их наружу), один из офицеров-пограничников, оказавшийся в заложниках, не сдал свою трубку и все время информировал нас о том, что происходит в зале, о схеме расстановки террористов, их перемещениях и вооружении.

И конечно, с первой же ночи на крышах всех домов вокруг ДК поставили «буйки» – снайперов и оперов-наблюдателей. У них сильная оптика, а в ДК большие окна и витражи, с помощью оптики хорошо просматривались фойе и переходы. Погода была противная – холодно, дождь. Те, кто стоял на крышах, ужасно мерзли, лица просто дубели от холода. Периодически они спускались, их чаем отпаивали, и они снова поднимались. И постоянно шел доклад: «Наблюдаю на третьем этаже с северной стороны: боевик движется в маске, вооружен автоматом, ведет двух человек…»

Генерал ФСБ (на условиях анонимности):

Страшной была первая ночь, но она прошла, а нового теракта все не было. То ли у них что-то не сложилось и не сработало, то ли наши экстренные меры как-то повлияли и помешали им – этого мы не знали…

«Комсомольская правда» (постфактум, через несколько месяцев после событий):

…Ахъяд Межиев так и не выпустил женщин-шахидок из машины. Почему? Неизвестно. Возможно, просто испугался – слишком много вокруг милиции, женщины явно привлекут к себе внимание, их могут арестовать раньше, чем они соединят клеммы проводов. Есть, впрочем, и еще одна версия: через посредников власти дали понять террористам, что готовы пойти на какие-то уступки, если не будет новых терактов.

Покружив по городу, Межиев забрал у шахидок пояса, отвез женщин на вокзал, купил им билеты в Назрань и распрощался. А на Дубровке приближалась развязка. Сценарий Буденновска не складывался. И Межиев заметался. В телефонном разговоре с Абу Бакаром он сказал, что боится и хочет уехать.

Михаил Авдюков, прокурор Москвы (несколько месяцев спустя, в интервью «Российской газете»):

Как показал на следствии Асланбек Хасханов, он получил от Басаева задание провести ряд терактов в Москве. Смысл терактов состоял в серии «акций устрашения», завершить которые должна была самая крупная акция боевиков, и все это, по мнению Басаева, должно было поставить российское руководство на колени, повторив, очевидно, Хасавюрт 1996 года. Что это за конечная акция, Хасханов точно не знал, но предполагал, что она могла быть связана с захватом Государственной думы. Ему было поручено возглавить группу и провести в Москве четыре крупных теракта со взрывами в людных местах. В группу помимо него вошли также Аслан Мурдалов, братья Алихан и Ахъяд Межиевы, Хампаша Собралиев и Арман Менкиев. Террористы приобрели в Москве несколько машин, в августе-сентябре 2002 года получили взрывные устройства в виде баллонов со взрывчаткой, которую перевезли в гараж на Ленинском проспекте, 95, начинили ею машины. Какой поражающей силы были взрывные устройства, дает представление взрыв «Таврии» возле «Макдоналдса» на Юго-Западе. СВУ было изготовлено на основе 122-миллиметрового осколочно-фугасного артиллерийского снаряда, снаряженного взрывчатым веществом бризантного действия в виде тротила весом 3 килограмма и снабженного дополнительными поражающими предметами в виде стальных шариков диаметром 6 миллиметров. Взрыв произошел 19 октября примерно в 13.05, то есть не в час пик и не в самом оживленном месте города. Тем не менее пострадало много людей, восемь человек было госпитализированы, один из них от полученных ран скончался. Две другие машины были припаркованы: одна рядом с Концертным залом имени Чайковского на Триумфальной площади, другая – около оживленного перехода метро в центре. Но заложенные в них более мощные СВУ не сработали и террористы отогнали эти машины на автостоянку на Звенигородском шоссе, где они и были обнаружены 16 января 2003 года. Дальнейшие теракты боевики проводить не рискнули – в городе был введен усиленный режим работы правоохранительных органов.