— Не надо, — покачала головой Хейвен. — И роскошный номер мне ни к чему. Мне бы только иметь место, где поспать. Я без всего на свете могу обойтись, за исключением кровати.

— Похоже, то, что для тебя — предмет первой необходимости, для меня — непозволительная роскошь, — протянул Адам. — Сон — это единственное, чего я себе не могу позволить.

Хейвен не забыла о том, как в последний раз побывала в доме Адама — старинном здании на Уотер-стрит. Она помнила стену, завешанную картинами Марты Вега с изображениями жутких катастроф. Она знала, что никогда не забудет страшное подземелье под фундаментом. Но кровати она там не видела, совершенно точно.

— Ты совсем не спишь? — осведомилась она.

— Я постоянно занят, — ответил Адам.

— Но ты… ешь?

Он искоса взглянул на Хейвен. В первый момент она перепугалась, что перегнула палку, но Адама ее вопрос, похоже, позабавил.

— Я могу есть, но я редко испытываю голод. Хейвен, ты хочешь понять, человек ли я?

— Мне просто любопытно. Но ты не возражаешь?

— Суть в том, что я не знаю, кто я такой. Я почти ничего не чувствую. Как правило, у меня нет ни порывов, ни желаний. Но все меняется, когда я с тобой. Когда ты рядом, я оживаю. И не важно, что в основном они приносят мне страдания.

— Я причиняю тебе страдания? — прошептала она.

Адам вымученно усмехнулся.

— В девятнадцатом веке я провел долгую зиму, странствуя по России с войском Наполеона. Французские солдаты говорили мне, что замерзать не больно. Хуже всего — оттаивать. — Адам указал на расстояние между ними. — Сохранение дистанции продлевает агонию. Я жажду впитать твое тепло. Мои муки закончатся от прикосновения к тебе. Но я так не поступлю. — Внезапно Адам перевел взгляд за садовую ограду. У кованой решетки на них таращилась какая-то бродяжка. — Извини, я покину тебя на минутку.

Адам стремительно бросился к незнакомке. До Хейвен донеслись звуки рассерженного голоса Розиера. Затем подъехала машина, и двое мужчин в деловых костюмах схватили женщину под руки и усадили на заднее сиденье. Он вернулся к Хейвен помрачневшим.

— Кто это? — требовательно воскликнула Хейвен. — Что ты сделал с этой бедняжкой?

— Бедняжкой? — сердито переспросил Адам. — Она — бывший президент Общества «Уроборос». Она дважды пыталась тебя убить, и однажды ей это удалось.

— Падма Сингх? — ахнула Хейвен. — Но…

— Ты думала, что я отдал приказ казнить ее.

— Я читала в газетах, что она пропала. А ты мне сказал, что заставил ее заплатить за все, что она натворила.

— Поверь мне — Падма страдает за свои грехи, — произнес Адам. — Но я ее и пальцем не тронул. Я лишь изгнал ее из Общества. Она часто является сюда, чтобы вымолить у меня прощение. Сегодня она объявила, что располагает ценными сведениями. Падма меня сильно раздражает. Но я знаю — ты бы ни за что не пожелала, чтобы кого-то убили ради тебя. Или я ошибался?

— Конечно же нет!

— Разумеется. Твое слово — закон, — горделиво сообщил Адам. — Я — древнее создание, и я консервативен в своих обычаях. Новое я постигаю медленно. — Неожиданно он запрокинул голову и указал вверх. — Смотри! Вот она!

— Кто? — спросила Хейвен.

— Черноногая моевка Иеремии.

На ветку села небольшая чайка. Птица зябко ежилась и практически слилась с серым пасмурным небом. «Наверное, сбилась с пути», — решила Хейвен. Птице, как и ей, было бы лучше остаться там, где зеленела листва, а не здесь, в холодной зимней пустыне. «Есть ли у нее или у меня надежда найти дорогу домой?» — тоскливо подумала Хейвен.

Номер Хейвен в гостинице оказался угловым. Из высокого окна виднелись замерзшие реки по обе стороны от острова Манхэттен. По поверхности Ист-Ривер плыли плоские льдины, а Гудзон представлял собой почти неразрывную, припорошенную снегом ленту. Находясь внизу, в темных траншеях улиц, было легко забыть о существовании рек, которые окружали неприступный остров, подобно рву. На дальнем конце Манхэттена, словно стальные дозорные, высились небоскребы. Они царили над кораблями, заходившими в гавань. Хейвен чувствовала себя шпионкой, оказавшейся во вражеской крепости. Она — саботажница, и ей поручено уничтожить врага в его собственном логове. Если она провалит задание, бежать ей будет некуда.

Миновало двадцать четыре часа с того момента, когда она в последний раз виделась с Йейном. Уже больше года они ни разу не расставались надолго. Хейвен ощущала внутри себя пустоту. Она будто провела ночь на операционном столе. У нее словно что-то вырезали, а наркоз до сих пор не выветрился. Она не помнила, спала или нет. Несколько часов она лежала, смотрела в темноту и молилась о том, чтобы поскорее выполнить требования Хор.

У Хейвен заурчало в животе, и она распечатала энергетический батончик. На прикроватной тумбочке лежало еще несколько. На вкус они были не лучше подсахаренной грязи, но каждый кусочек напоминал ей о том, зачем она здесь, в номере 2024 гостиницы «Грамерси-Гарденз». Полтора года назад, после пожара, при котором «погиб» Йейн Морроу, Бью отказался покинуть Хейвен. Денег было в обрез, и они питались батончиками на завтрак, обед и ужин. Бью при его габаритах страдал от голода. И тем не менее он терпеливо ждал момента, когда Хейвен сможет попрощаться с Нью-Йорком. Только тогда он забросил ее чемоданы в кузов своего пикапа и повез ее на восток штата Теннесси.

А теперь каждые три-четыре часа в дверь ее комнаты стучала горничная с тележкой, нагруженной всевозможными деликатесами. Хейвен ни к чему не притрагивалась. Блюда остывали, и она выкатывала тележку в коридор, чтобы обслуга забрала. Она не осмеливалась взять хоть что-нибудь с подносов. Поступали и другие подношения. Элегантный мужчина (вероятно, сам президент банка) вручил ей кредитную карточку. Приносили цветы всевозможных оттенков. Хейвен отказывалась от даров Адама, но невольно оценила ауру роскоши. Обслуживающий персонал кланялся ей, как персоне королевских кровей. Все знали, как ее зовут, любое ее желание исполнялось.

Хейвен проглотила последний кусочек энергетического батончика и посмотрелась в зеркало. Для встречи с представителями полиции она выбрала простое серое платье, которое сшила сама. О визите договорился Адам. Несмотря на неглубокий вырез и длину до середины колен, наряд выглядел слишком сексуально. Но Хоры одобрили бы ее выбор.

Она нахмурилась и попыталась выбросить из головы мысли о двенадцати сестрах. Ей не нравилось думать о том, что она является приманкой. Адама Розиера следовало лишить свободы. Но Хейвен ненавидела то, что Феба поручила ей самую грязную работу. Каков бы ни был Адам, если его чувства к ней абсолютно искренни. Зачем играть на его любви ради его уничтожения? Но Хейвен не имела выбора. На кону — спасение Бью.

Кабина лифта плавно скользила вниз, к вестибюлю. Девушка сняла перстень, подаренный Йейном, и убрала в сумочку. Потом долго терла вмятинку на пальце, пока кожа не стала гладкой. Ничего не поделаешь. Нельзя позволить себе ни малейшей ошибки. Главное, не выдать того, что Йейн жив. Хейвен не собиралась проверять способность Адама на прочность.