— Я надеюсь, Ник, у вас есть друзья и родственники, которые смогут вас поддержать в это нелегкое время, — сказала она, прихлопнув слепня. — Мужчины забывают за собой ухаживать. Нормальное питание — вот что вам нужно.

— Да мы в основном колбасной нарезкой питаемся, — ответил я. — Так быстрей и проще.

Вкус салями все еще держался на языке. Только теперь я понял, что утром не почистил зубы.

— Ах, бедняжка… Колбасная нарезка! Нет, так дело не пойдет. — Она покачала головой, солнечные лучи заиграли на золоте серег. — Мужчине нужно поддерживать силы. Но вам повезло, я неплохо готовлю фрито с цыпленком. А знаете что? Привезу его завтра в штаб, где собираются волонтеры. Можно разогреть в микроволновке, и у вас будет нормальный горячий обед.

— О, вы уделяете мне слишком много внимания. У меня все хорошо. Правда, все хорошо.

— А если покушаете как следует, станет еще лучше, — возразила она, похлопывая меня по руке.

Я промолчал, и она попробовала зайти с другой стороны:

— Очень надеюсь, что случившееся не имеет никакого отношения к нашей общей проблеме… Я имею в виду бродяг. Знаете, я подаю жалобу за жалобой. Один из них в прошлом месяце воровал помидоры у меня в огороде. Сработала сигнализация, я выглянула из дому, а он стоит на коленях прямо на грядке и помидоры трескает. Грызет их, как яблоки. Все лицо, вся рубашка в соке и семенах. Гоню, а он ни в какую! Еще штук двадцать сожрал, прежде чем убежать. Эти ребята из «Синей тетрадки» ничего же больше не умеют.

Внезапно я ощутил сродство душ с ребятами из «Синей тетрадки», представив, как иду к лагерю, разбитому бродягами, и размахиваю белым флагом. «Я ваш брат, тоже работал в печатной индустрии. Проклятые компьютеры и меня лишили хлеба насущного!»

— Только не говорите, Ник, что вы слишком молоды и не слышали о «Синей тетрадке». — Шона толкнула меня локтем, отчего я неприлично дернулся.

— Нет, я просто слишком старый, вот и забыл о «Синей тетрадке». Спасибо, что напомнили.

— А сколько вам? — рассмеялась она. — Тридцать один? Тридцать два?

— Почти тридцать пять.

— Совсем малыш.

Подъехала троица энергичных старушек, одетых в кеды, холщовые юбки и поло, обнажавшие дряблые плечи. Тетки спешились и направились к нам. Одна говорила по мобильному. Мне они кивнули вполне благожелательно, а вот на Шону покосились без всякого одобрения. Наверное, мы напоминали парочку устроившую барбекю у себя во дворе. Не соответствовали важности событий.

«Уйди же, Шона», — мысленно попросил я.

— Бродяги могут вести себя агрессивно и представлять опасность для женщин, — заявила Шона. — Я говорила об этом детективу Бони, но, кажется, я ей не нравлюсь.

— Зачем вы мне это рассказываете?

Я уже знал, что услышу. Монолог любой смазливой дамочки.

— Я вообще не очень нравлюсь женщинам, — пожала плечами она. — Скажите, у Эми было много друзей в городе?

Кое-кто — подруги моей мамы, друзья Го — приглашали Эми то в книжный клуб, то на заседание общества «Американский путь», то на вечерний девичник в «Чилиз гриль-бар». От каких-то предложений моя жена отказывалась сразу, некоторые принимала, но возвращалась полная негодования: «Мы заказали уйму жареного, а запивать пришлось молочными коктейлями».

Шона жадно смотрела на меня, ей хотелось побольше выведать про Эми, хотелось причастности к судьбе моей жены, которая ее вмиг возненавидела бы.

— Думаю, у нее были те же проблемы, что и у вас, — ответил я сдавленным голосом.

Она улыбнулась.

«Шона, шла бы ты уже, а?»

— Когда приезжаешь в новый город, бывает тяжело, — проговорила она. — Трудно находить друзей. Особенно людям постарше. Она ваша ровесница?

— Тридцать восемь.

Похоже, Шоне мой ответ понравился.

«Да вали ты куда подальше, мать твою!»

— Умным мужчинам нравятся женщины старше их.

Из огромной дамской сумочки она, улыбаясь, вытащила мобильный телефон.

— Ну-ка, поближе ко мне, — велела она, обняв меня рукой. — А теперь улыбочку, широкую, как фрито с цыпленком.

Хотелось врезать ей, не поглядев, что передо мной женщина, — нельзя же так нахально липнуть к мужику, недавно потерявшему жену. Но по давней привычке я подавил гнев в зародыше. Мне всегда и во всем хотелось быть хорошим с людьми. И я улыбнулся машинально, как робот. Шона, прижавшись щекой к моей щеке, нажала кнопку. В телефоне щелкнула имитация фотокамеры.

Когда блондинка развернула телефон, на экране я увидел наши загорелые лица, радостные, как на бейсбольном матче.

Глядя на свою вкрадчивую улыбку и прищуренные глаза, я понял, что терпеть не могу этого парня.

15 сентября 2010.

Страницы дневника.

Пишу где-то в Пенсильвании. Юго-западная окраина. Мотель у шоссе. Окна нашей комнаты выходят на автостоянку, и я сквозь жесткие бежевые занавески вижу снующих в свете люминесцентных ламп людей. Похоже, здесь жители вечно слоняются туда-сюда.

У меня снова эмоциональный срыв. Слишком много всего произошло, слишком быстро. Теперь я в Юго-Западной Пенсильвании, а мой муж с наслаждением храпит среди пакетов с чипсами и конфетами, которые он купил внизу, в торговом автомате. Это наш ужин. Он сердится, что я не воспринимаю происходящее как игру. Я думала, что натянула на лицо удачную маску, — класс, у нас новое приключение, ура! Теперь догадываюсь, что маска недостаточно убедительная.

Сейчас, оглядываясь на прошлое, я вижу, что нечто подобное должно было случиться. Как будто мы с Ником сидели под огромной звуконепроницаемой и ветронепроницаемой банкой, а потом она опрокинулась — и пришлось что-то делать.

Две недели назад мы, как обычно, скучали в нашем царстве безработных — без каких-либо событий, погруженные в скуку, готовились в молчании поесть, прочитав при этом газету от начала до конца. Мы теперь читаем даже полосу для автомобилистов.

Около десяти утра Нику позвонили на мобильный. По его голосу я догадалась, что это Го. Он всегда разговаривает с сестрой веселым мальчишеским голосом. Не таким, к которому я привыкла.

Ник ушел в спальню, закрыв за собой дверь, оставив меня с двумя свежеприготовленными подрагивающими яйцами-бенедикт в руках. Поставив тарелки на стол, я уселась, глядя на пустое место напротив, и погрузилась в размышления: приступать ли к завтраку в одиночестве? На месте Ника я вернулась бы сказать мне, что делать, или хотя бы показала на пальцах, через сколько минут присоединюсь. Я заботилась бы о своем муже, оставшемся на кухне в компании яичницы. Размышляя об этом, я чувствую, как портится настроение. Из-за дверей доносится голос Ника, с успокаивающими нотками, мягкий и добрый. Лезет мысль: может, у Го какие-то неприятности с парнем? Удивительно… Го много раз расставалась с ухажерами, но никогда не требовала поддержки и участия от Ника.