– При чем здесь Людмила? – вспылил я.

– А при чем Данила Луговой? – не ответив на мой вопрос, отпарировала Виктория и тут же отключила мобильник.

Я вновь откинулся на спинку кресла. Мое без того отвратительное настроение было окончательно испорчено. Да это и неудивительно. Брачный контракт загонял меня в тупиковое положение. Прав был Олег Звягинцев, когда предупреждал меня о том, что Виктория не такая простая и наивная, какой может показаться на первый взгляд. Я искренне пожалел о том, что своевременно не прислушался к его предостережению и не придал его словам серьезного значения.

Напоминанием о брачном контракте Виктория накрепко зажала меня в тиски и связала по рукам и ногам. Согласно юридическим документам, заверенным у нотариуса, в случае нашего развода я был обязан выплатить ей пятьдесят процентов от своего капитала. Практически я лишался не только всех наличных денег, которыми мог свободно манипулировать при решении любых финансовых вопросов, но и был вынужден передать в ее личное пользование как минимум два самых лучших супермаркета. Так или иначе я был вынужден признать тот факт, что Виктория могла нанести моему бизнесу непоправимый урон. Для решения столь нелицеприятной задачи мне пришлось как следует пошевелить закисшими извилинами. Я не скажу, что перестал любить собственную жену, но все равно никогда бы не смог простить ей неблагопристойные отношения с Данилой Луговым. С другой стороны, у меня не было достаточной уверенности в ее измене. Прямой и честный взгляд Данилы тоже сбивал меня с толку. Откровенно говоря, в некоторой степени я все еще сомневался в его непорядочности. Став любовником моей жены, он вряд ли имел бы такую хладнокровную выдержку. Если, конечно, не брать во внимание то обстоятельство, что Виктория без особых усилий могла вскружить ему голову. Влюбленный юноша мог позабыть о чести и совести. Хотя это тоже не соответствовало складу его характера и его поведению. В какое-то время я даже был склонен поверить Вике, что она всегда была мне верной женой. Но мог ли я поверить в искренность ее любви? Я был человеком с неприятной внешностью, и на этот счет у меня никогда не было обманчивых иллюзий. Мне самому было противно смотреть на собственное отражение в зеркале. Я был свято уверен, что Виктория могла любить только мои деньги. Точно так же, из-за денег, она могла вцепиться в меня клещами и опутать прочной паутиной, сплетенной из лживых слов и любовных признаний. Довольно-таки банальная ситуация: богатый, но уродливый муж, молоденькая жена и полный сил и энергии красавец любовник! Замкнутый треугольник, в котором всегда кто-то должен остаться не у дел. Самое обидное во всей этой истории заключалось в том, что я отчетливо осознавал, кто из нас троих оказался лишним. Я был постоянно окружен многими людьми, большинство из которых заглядывали мне в рот, боясь пропустить хоть одно мое слово, но на поверку выходило, что я всегда был абсолютно одиноким человеком. Мне не с кем было посоветоваться и некому было пожаловаться на козни моей судьбы. Я всегда должен был выглядеть сильнее и мужественнее других. Я не имел права выказывать постыдную слабость. Непонятно почему, но я вдруг подумал о Людмиле. Она всегда была осторожна в общении со мной, но если бы мне удалось вывести ее на откровенный разговор, то она наверняка смогла бы меня понять и, возможно, сумела бы дать хороший совет. Я решил приступить к решительным действиям, но перед тем как нажать кнопку селектора, я почему-то вспомнил о Виктории. Вернее, о ее необоснованной ревности.

«Что это? – невольно подумал я. – Несущественная придирка моей жены лишь бы доказать нелепость моих подозрений, или крик души отчаявшейся женщины? А если допустить, что Виктория могла заметить что-то такое, на что я сам никогда не обратил бы ни малейшего внимания? А что, если Вика права? Тогда, очевидно, Людмила относится ко мне гораздо лучше, чем она должна относиться к своему боссу. А что, если Людмила имеет какие-то виды… – Я мельком бросил взгляд на оставленное печенье. – Чего ради она должна меня обхаживать? Неужели в ее душе теплится надежда?»

Я не стал давать волю нахлынувшим фантазиям, иначе бы вообразил, что моя личная секретарша действительно в меня влюбилась.

«Хотя почему бы и нет? – снова подумал я. – За восемь с половиной лет можно привыкнуть даже к зеленому крокодилу!»

Я решительно нажал кнопку селектора.

– Слушаю вас, Роман Александрович… – звонким бойким голосом ответила Людмила.

Я вдруг понял, что мне даже нечего ей сообщить. У меня не было причины приглашать ее в кабинет.

– Я внимательно слушаю вас, Роман Александрович… – снова повторила она.

– У вас есть кто-нибудь в приемной? – спросил я, задав первый попавшийся вопрос, пришедший мне в голову.

– Роман Александрович, на сегодня приемный день закончен. Если вы кого-либо ожидаете…

– Нет, Людочка, я никого не жду. Зайдите ко мне на минуточку, – я немного подумал и добавил: – Пожалуйста!..

Через минуту дверь моего кабинета осторожно открылась.

– Я принесла аптечку, Роман Александрович, – сказала Людмила, посмотрев на меня взволнованным взглядом. – Если вам понадобился корвалол или аспирин…

– Спасибо, Людочка, вы напрасно беспокоились. У меня превосходное самочувствие.

– Вы уверены, что вам не нужен врач, Роман Александрович? – настойчиво спросила она.

– Присядьте, пожалуйста, – сказал я более мягким голосом, чем обычно. – У меня есть к вам несколько вопросов частного характера. Прошу вас ответить мне честно и откровенно…

Людмила присела на край кресла, положив аптечку на колени.

– Как вы считаете, я могу нравиться женщинам? – поинтересовался я.

Она заерзала в кресле.

– Прошу вас, не оставляйте мой вопрос без ответа! И уж тем более не напоминайте мне о том, что я женат…

– Если вы настаиваете…

– Да, я настаиваю!

– У вас есть соседи, с которыми вы встречаетесь каждое утро. Есть определенный круг знакомых, с которыми вы проводите свободное время. Какие-то друзья…

– У меня нет друзей! – неэтично перебил я. – Вы все ходите вокруг да около. Неужели так трудно ответить на мой вопрос?

– Я именно этим и занимаюсь, Роман Александрович, – спокойно сказала она. – Вы воспринимаете людей, которые вас окружают, именно такими, какие они есть. Вы не замечаете, кто из них слишком толстый, а кто худой. Вы прощаете им какие-то обособленные черты характера. Чью-то грубость, чье-то занудство, чью-то расторопность и, наоборот, чью-то медлительность. Вы не можете сказать о человеке, с которым постоянно общаетесь, что он вам неприятен. Вы все равно видите в нем только все самое наилучшее, что у него есть.

Я так и предполагал, что она будет всячески обходить мой вопрос стороной и я никогда не получу от нее прямого ответа.

– Людочка, это все замечательно! Вы, конечно, правы, я не могу оспаривать ваши доводы. Можно написать целый трактат по философии, но так и не сказать ничего вразумительного. Вот вы лично…