– Опля, пошли обратно!

Щенок бежит за мной, его так и тянет к сумке, уж очень хорошо пахнет то, что в ней. Проходим через сад, стучу в дверь домика:

– Месье?

Он сидит в той же позе. Пытается согреться. Вынимаю из сумки продукты, одежду, полотенце, кладу на стол, стараясь не смотреть на этот чертов велосипед.

– Еще раз прошу у вас прощения, моя собака вела себя безобразно. Можете переодеться и поесть. Я вернусь. Как сердце?

– Хорошо. Стучит как может, а может хреново, – отвечает он.

Клошарский юмор. Из сада не ухожу, сажусь в кресло из тикового дерева, немыслимо дорогое. Когда-то, в самом начале, мы с Сирианом пропитывали садовую мебель специальным маслом, мазали ее кисточкой, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловаться.

Потом я делала это уже одна, брызгала из баллончика. Потом никто. Кресла постарели, потемнели, будто наша любовь. Никто о них больше не заботится. И мы с Сирианом друг о друге – тоже.

Все-таки у меня что-то с мозгами: как, как я могла привести в наш дом незнакомого человека? Представляю газетную страницу: «В Везине жестоко убита домашняя хозяйка, следов взлома не обнаружено». Я именно «домашняя хозяйка», которая сидит с ребенком, вместо того чтобы работать. Ну да, сидит, потому что боится за дочь. Помм на самом деле тоже член нашей семьи. Мне с самого начала было известно, что она есть. Мне это даже трогательным показалось: вот какой молодой отец. Просто еще не понимала… Когда я сказала Сириану, что беременна, он закричал: «Нет, нет, только не сейчас!» Сердце как будто в ледяных тисках сжало. Мой муж и Маэль ненавидят друг друга с той же силой, с какой любили раньше. Меня он никогда не полюбит так, как ее. Мы больше не поедем на Груа, и я ужасно этому рада. Будущим летом мы возьмем Помм с собой на юг. Я готова была задушить ее, когда узнала, что она каталась на велосипеде, посадив Шарлотту на багажник! Но она же не знала, откуда ей было знать… Она подумала, что я ненормальная, и это было не так уж далеко от истины.

Возвращаюсь в садовый домик. Мой «гость» поел хлеба и шоколада. Одежда мужа сидит на нем как влитая. Сбрил бы бороду – было бы прямо как в каком-нибудь relooking[79].

– Хочу еще раз перед вами извиниться, мой щенок неправильно понял, оши… – Я замолкаю, вдруг сообразив: клошар такой вонючий, что Опля просто-напросто потерял все свои ориентиры.

– Он принял меня за фонарный столб?

– О нет! Приятного аппетита, месье.

«Министры жалкие…» – произносит этот явно образованный человек.

«Приятный аппетит, сеньоры!.. О, прекрасно! Так вот правители Испании несчастной! Министры жалкие, вы – слуги, что тайком в отсутствие господ разворовали дом!» – это «Рюи Блаз» Виктора Гюго[80]. Я встречала в организации помощи бездомным бывших учителей, оказавшихся в трудном положении. Когда-то случалось, что люди становились маргиналами, клошарами просто потому, что хотели изменить образ жизни, по собственному выбору, а сегодня не так, сегодня никто не застрахован от того, чтобы скатиться вниз.

– Как ваше сердце?

– Пока жив. – Он кивает в сторону велотренажера: – Отличная тренировка для сердца. Ваш?

Мое лицо каменеет.

– Я ненавижу все, что на двух колесах.

– Упали в детстве с самоката?

– Это принадлежит мужу. И окорок тоже. Не просто окорок, а хамон pata negra, советую попробовать.

– Я ем только кошерное.

– Да? Простите, простите!

Он пожимает плечами:

– Откуда вам было знать.

Решаю его утешить:

– Наверняка вашу собаку подобрал кто-нибудь, кто ее любит и о ней заботится.

– Вы добрая женщина. Повезло вашему мужу.

– Он скоро вернется с работы, – говорю ему, как говорю почтальону, курьерам из интернет-магазинов, газовщикам и электрикам, чтобы не думали, будто я живу одна, чтобы знали: в доме есть мужчина.

– А он не подумает, что я за вами ухлестываю?

Качаю головой. Посмотрел бы он на себя! Хотя… хотя в любом случае Сириан не так дорожит мной, чтобы ревновать.

– Мой свекор – бывший завотделением кардиологии в большой клинике. Вам надо проконсультироваться в его клинике. Вот, я написала адрес. – Протягиваю ему конверт с деньгами на консультацию.

– Небось хороший человек этот ваш свекор?

– Такой… особенный. Странный. Но он любит мою дочку, а если не любит меня, что ж тут поделаешь. Хороший, только невыносимый.

Тут я случайно бросаю взгляд в сторону проклятого велотренажера, вздрагиваю и сразу отворачиваюсь. Но он замечает.

– Чем они вас так обидели, двухколесные?

– Мой младший брат… – Кашляю, с трудом перевожу дыхание. Столько лет прошло, а это все еще не дает мне нормально жить. – Несчастный случай. Он ехал на скутере, грузовик его сбил, и он умер на месте. А виновата я.

Сириан знает, Шарлотта – нет. Родители с тех пор ни разу не произнесли имени Танги, словно его никогда и не было на свете.

– На день рождения моей матери собралась вся семья. Танги было десять, мне пятнадцать, я только что купила себе скутер, работала бебиситтером, ну и стала хвастаться перед двоюродными сестрами и братьями, все они были старше меня. Сама показала класс, потом каждому дала покататься, а когда Танги попросил, то отказала – побоялась, что брат сломает мою игрушку. А он же видел, как я поворачиваю против часовой стрелки рукоятку акселератора, как вращаю его – и скутер едет быстрее. Ну и вот, все пошли за стол, и я со всеми. Не вынув ключ из замка зажигания и не включив противоугонку…

Закрываю глаза и вижу все, как было, будто наяву, слезы не проливаются, они душат меня, и говорю с трудом:

– Мы все поели, дети встали из-за стола, пошли играть. А на стол подали сыр, откупорили красное вино… Когда принесли торт со свечками, решили позвать малышей. Все прибежали, кроме Танги. Его искали, но не смогли найти. И вдруг услышали на улице сирену «скорой помощи»… Мать так никогда мне и не простила убийства брата.

– Да вы же ни при чем!

– При чем. Мне надо было забрать ключ, и я не имела права забыть о противоугонке!

– Так неудачно все совпало. Сами же сказали: несчастный случай.

– Матери нужен был виновник. Я должна была разрешить Танги покататься, как всем остальным. Я должна была ему все показать, должна была научить его тормозить. Он не умел! Он, увидев грузовик, вместо того чтобы свернуть, затормозить, прибавил скорость и врезался.

В воспоминаниях эта сцена с такой же силой меня расплющивает, как в реальности, как тогда.