Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они долго ехали молча, и он первым нарушил тишину:
— Значит, все эти годы ты ждала счастливого замужества?
— Не знаю, подходит ли сюда слово «ждала». Скорее надеялась.
— А твой жених, тот, у которого я тебя похитил, — обеспечил бы он его тебе?
Следовало бы рассказать ему правду про Томми. Что они даже не обручились. Но что-то ей помешало.
— Какой смысл думать об этом теперь? Зато я не буду виновата еще в двух несчастливых супружествах. Я не обманываю себя мыслями о том, что мои сестры смогут встретить любовь, но счастливыми они могут быть, правда? Найти кого-нибудь подходящего... или я слишком о многом прошу?
— Честное слово, не знаю, — произнес он, обнимая ее и привлекая к себе. Карета с грохотом въехала на мост через Темзу, ведущий в Лондон. — Я не из тех, кто понимает, как люди подходят друг другу.
Не следовало бы блаженствовать, чувствуя, как обнимает ее его рука, но Пенелопа не могла удержаться. Она прижалась к нему, притворившись на минутку, что этот спокойный разговор просто один из многих, ждущих их впереди. Его рука медленно скользила вверх и вниз по ее предплечью, согревая и даруя еще более чудесные ощущения с каждым ласковым, теплым поглаживанием.
— Пиппа практически уже обручена с лордом Каслтоном. Мы думаем, что он сделает ей предложение через несколько дней после ее приезда в Лондон.
Рука на мгновение застыла, затем снова начала медленно поглаживать.
— Как она познакомилась с лордом Каслтоном?
Пенелопа подумала о заурядном, скучном графе.
— Да так же, как это происходит со всеми остальными. Балы, обеды, танцы. Он кажется довольно славным, но... мне не нравится мысль о его женитьбе на Пиппе.
— Почему?
— Некоторые говорят, что она своеобразная, но это не так. Она книжная девочка, любит науку. Обожает выяснять, как действует то или другое. Он просто не удержится вровень с ней. Но если честно, я не думаю, что ее вообще волнует, выйдет ли она замуж и за кого. До тех пор, пока у нее есть библиотека и несколько собак, она будет счастлива. Мне бы только хотелось, чтобы она нашла себе кого-нибудь... не хочу показаться жестокой, но... более умного.
— Ммм, — неопределенно протянул Майкл. — А другая сестра?
— Оливия, — отозвалась Пенелопа, — очень красивая.
— Похоже, она просто восхитительна.
Пенелопа сделала вид, что не услышала столь восторженной оценки.
— И ей нужен мужчина, который хорошо будет к ней относиться. У кого есть много денег и кто не против тратить их, чтобы побаловать ее.
Снова повисло молчание, но Пенелопа не возражала. Она словно закуталась в его тепло, ей так нравилось чувствовать его рядом. В карете как будто стало намного уютнее. И когда ритмичное раскачивание кареты почти убаюкало ее, он вдруг снова заговорил:
— А тебе?
Глаза Пенелопы резко распахнулись.
— Мне?
— Да. Какой мужчина подойдет тебе?
Она смотрела, как одеяло на его груди вздымалось и опускалось, и эти долгие ровные колыхания странным образом успокаивали.
«Я бы хотела, чтобы мне подошел ты».
В конце концов, он ее муж. Больше, чем просто знакомый. Он мог бы стать для нее другом. Чем-то большим, чем этот холодный, жесткий человек, каким она уже привыкала его считать. Вот если бы этот, другой Майкл, сидящий сейчас рядом, согревал ее, разговаривал с ней, она бы не возражала.
Разумеется, ничего этого она вслух не сказала, а произнесла только:
— Но ведь это больше не имеет значения, правильно?
— А если бы имело? — Он не даст ей уклониться от ответа.
То ли ее разморило тепло, то ли спокойствие, то ли этот мужчина, но она сказала:
— Полагаю, я бы выбрала кого-то интересного, доброго. С кем можно потанцевать... посмеяться... о ком можно заботиться.
«Кому я буду небезразлична».
— Кого-нибудь вроде твоего жениха?
Она подумала о Томми: уж не рассказать ли Майклу, что неизвестный ему мужчина — это друг, которого оба они знали всю жизнь. Сын человека, отнявшего у него все. Но ей не хотелось его расстраивать, только не сейчас, когда им так спокойно и тепло и она может притворяться, что им нравится общество друг друга. Поэтому Пенелопа прошептала:
— Я бы предпочла кого-нибудь вроде моего мужа.
Он молчал так долго, что Пенелопа засомневалась, расслышал ли он. А когда решилась посмотреть на него сквозь ресницы, обнаружила, что он уставился на нее с таким напряжением, что это нервировало, а карие глаза в тусклом свете казались почти золотыми.
На какой-то миг ей показалось, что сейчас он ее поцелует.
Она хочет, чтобы он ее поцеловал.
В лицо бросилась краска, и Пенелопа торопливо отвернулась, снова положив голову ему на грудь, крепко зажмурившись и желая, чтобы эта минута прошла... и ее глупость тоже.
Но было бы неплохо, если бы они подошли друг другу.
«Дорогой М.!
Сегодня просто короткая записка, только сказать, что все мы думаем о тебе, особенно я. Я спрашивала папу, нельзя ли нам съездить в Итон, чтобы навестить тебя, и он, конечно же, ответил, что это неприлично, поскольку мы не одна семья. Это глупо на самом-то деле. Ты всегда казался мне более близким членом семьи, чем кое-кто из моих сестер. И уж конечно, ближе, чем тетя Эстер.
Томми приедет домой на летние каникулы. Я держу пальцы крестиком, чтобы ты тоже к нам присоединился.
Всегда твоя — П.
Нидэм-Мэнор, май 1816 года».
Ответа нет.
Вечером в день своей свадьбы Борн вышел из городского дома и направился в «Падший ангел» почти сразу же после того, как впустил жену внутрь.
Он бы соврал, сказав, что не чувствует себя в некотором роде скотиной из-за того, что бросил ее так внезапно в новом доме, с незнакомой прислугой, где все для нее чужое. Но у него имелась единственная непоколебимая цель, и чем быстрее он ее достигнет, тем лучше будет всем.
Он пошлет объявления об их женитьбе в «Таймс», подберет пары девицам Марбери и тогда отомстит.
На новобрачную у него времени нет.
Вне всякого сомнения, у него нет времени на ее спокойные улыбки, острый язычок и на то, как она напоминает ему обо всем утраченном. Обо всем, что он вычеркнул из жизни.
В его жизни нет места их беседам. Нет места интересу к тому, что она может сказать. Нет места для того, чтобы искать ей развлечения или спрашивать, как она волнуется за своих сестер или как она справилась с тем разрывом помолвки столько лет назад.