– А по-моему, этому болоту конца не будет.

– Будет. Мы хорошо идем. Если бы у нас было столько же сил, сколько в первый день, мы дошли бы уже сегодня. А так – завтра.

– Ты уверен?

– Ну, или послезавтра. В самом худшем случае. Ну, двинулись…

– Если послезавтра не… – вздохнула Кристи, делая шаг вперед.

Она не успела ни договорить, ни крикнуть. Тонкая растительная пленка, так похожая на надежный болотный ковер, порвалась под ее ногой. Кристи погрузилась в топь со скоростью брошенного в воду камня.

Рывок швырнул Эрвина лицом в грязь. Он заскользил юзом, сумел затормозить ступнями, обеими руками вцепился в мокрую скользкую веревку. В «окне» гиблой трясины лениво колыхалась маслянистая вода.

– Держись! – шипел он, молясь, чтобы веревка не просекла прогнувшийся болотный ковер. – Я вытяну! Я вы…

Ему казалось, что он мало-помалу отвоевывает у болота его добычу, хотя на самом деле его самого понемногу подтаскивало к топкой ловушке. Затем там, в глубине, что-то резко дернуло веревку, будто клюнула голодная рыбина немыслимых размеров, и обрывок веревки легко выскочил из трясины.

Несколько секунд Эрвин тупо смотрел на обрывок, пока не понял, что спасаться бегством незачем. Никакой неведомый обитатель трясины не устраивал здесь западню. Составленная из многих кусков веревка не была перекушена – всего лишь разошелся неумело завязанный узел.

В гаснущих сумерках следующего дня Эрвин выполз на каменистый берег, взобрался выше черты самого высокого прилива, упал и сразу уснул. Какие-то животные бродили вокруг него ночью, но не решились подступить вплотную. Временами выпадая из сна в дрему, он чувствовал их присутствие, слышал шорох когтей по камню, обонял незнакомый запах. Есть зверье – тем лучше. Животные – это пища. Это хорошая пища, в отличие от головастиков, которые надоели до рвоты. И Эрвин снова проваливался в сон. Здесь, на твердой теплой гранитной скале, прогретой солнечными лучами и не успевающей остыть за ночь, можно было спать сколько угодно.

Никто не посмел напасть на него в темноте, а когда рассвело, он заметил нескольких чешуйчатых зверьков, с любопытством смотревших на него и не выказывающих ни злобы, ни боязни. Удар бича прикончил одного из них, остальные отбежали подальше, однако и не подумали умчаться восвояси, а, высунув языки, расселись рядком в некотором отдалении и смотрели, как человек готовит себе завтрак. И только когда дым костра вильнул в их сторону, они нехотя разбрелись и исчезли в кустах.

Ничего вкуснее этого зверька, зажаренного на палке, Эрвин не ел с тех пор, как ступил за кордонный невод на материковом мысу, а теперь ему казалось, что ничего вкуснее он не ел с самого рождения. Истекая слюной, он не стал дожидаться, когда пища прожарится, и набросился на дымящееся полусырое мясо с алчностью пираньи. Пожирая зверька, он взрыкивал и подвывал. Он давился мясом, мучаясь икотой и успевая зорко поглядывать по сторонам: не собирается ли кто отнять его добычу? Даже себя он не стал бы защищать с такой яростью, как полуобглоданную тушку убитого им животного. Как хорошо, что он дошел один! Будь здесь еще кто-нибудь – пришлось бы делиться.

Объевшись «зайцем», как он решил назвать это неизвестное ему животное, он снова уснул, на этот раз крепко, без снов, и проснулся не раньше, чем почувствовал, что больше не хочет спать. Сколько раз во время скитаний по болоту он мечтал вволю наесться и выспаться! – и вот получил разом то и другое. Чего стоит жизнь, если в ней не исполняются мечты? Ломаный грош. А значит, они должны исполняться…

Во всяком случае, для тех, кто умен и упорен.

Пока он спал, остатки зверька куда-то исчезли, но Эрвина это не огорчило: доверчивых зверьков в любой момент можно было добыть сколько угодно, «зайцы» прямо кишели в зарослях на берегу и без боязни подпускали к себе человека на несколько шагов. Похоже, они никогда не встречались с людьми.

Эрвин удержал себя от жгучего соблазна сейчас же перебить как можно больше тупых «зайцев» и обеспечить себя пищей минимум на неделю. Успеется. А пока стоит осмотреть новые владения.

Теперь, когда он достиг своей цели, мышцы не желали трудиться как следует. С трудом поднявшись на вершину невысокой горушки, Эрвин был вынужден присесть на теплый камень, но и сидя увидел вдали океан. До его берега можно было дойти за день, одолев несколько холмов и увалов. Как ни хотелось немедленно пуститься в путь, трезвый расчет подсказал Эрвину, что торопиться незачем. Кошмар Саргассова болота остался позади, и теперь некуда спешить.

Спустившись в низинку, он нашел ручей и напился. Вода, к его удивлению, оказалась теплой и минеральной. То и дело отдыхая, он поднялся вверх по ручью и нашел природный бассейн с горячим источником. Несколько животных незнакомого вида валялись на мелководье, явно блаженствуя.

Эрвин прогнал их камнем и решил, что лучшего места ему не найти. Сюда не долетал резкий ветер с океана, здесь почти не обонялись гнилые миазмы болота. Пять дней он жил подле источника, ежедневно подолгу купаясь в бассейне и быстро восстанавливая силы. Он отскреб с себя корку грязи, вылечил гноящиеся глаза, добился шелковистости шевелюры и отросшей бороды и уничтожил лишайную корочку в паху. Спал на куче мха и сухих веток, а если небо сулило дождь, перебирался в шалаш, построенный им под развесистым деревом с изумительно сочными плодами.

Он много ел. Кроме плодов и ягод, на острове бегало, ползало и произрастало все, чтобы вкусно насытить голодного изгнанника. Охота на «зайцев» всякий раз приносила успех. Крупные нелетающие птицы с нежным, но жирноватым мясом без труда ловились голыми руками. Ленивые ящерицы, кормящиеся болотными водорослями в полосе отлива, вносили разнообразие в меню. Ни крупных одиночных хищников, ни мелких стайных, опасных числом, на острове, по-видимому, не водилось, и Эрвин вскоре перестал принимать меры предосторожности во время сна. Даже крылатые твари, ужас Саргассова болота, почему-то избегали летать над сушей. Он, единственный на острове человек, являл собою вершину пищевой пирамиды, что его вполне устраивало. Беспокоиться было не о чем.

На шестой день он почувствовал себя достаточно окрепшим для большой прогулки и к вечеру пересек остров от болота до океана. Вид катящихся к песчаному берегу океанских валов взволновал его. Как ничтожен перед водной стихией единственный материк по имени Материк, плоский и заболоченный не только по периферии! Как ничтожны люди, давшие планете уничижительное имя Хлябь, люди, настолько погрязшие в нескончаемой суетливой возне, в борьбе выгод и тщеславий, что, умея смотреть, они разучились видеть!

Эрвин набрал в ладони соленой морской пены, умылся ею и засмеялся.

Кристи была права: выгнать приговоренного в Саргассово болото, вместо того чтобы скоро и милостиво пристрелить его, и объявить изгнание в ад гуманностью – это по-человечески. Позволить приговоренному пройти через ад и достигнуть рая – это абсурд, а значит, тоже по-человечески.