Как только лифт поднялся наверх, она почувствовала себя так, словно ее погребли под землей и теперь ей приходится дышать своим же собственным выдохнутым воздухом. Впрочем, именно этого она и ожидала, поэтому оставалось только терпеть. Пребывание под землей всегда оборачивалось для нее кошмаром, особенно пребывание в таком месте. Не сойти с ума здесь могли только существа с примитивной психикой.

– Давай быстрее! – шептала она, ожидая, чтобы лифт пришел ей на выручку.

* * *

И вот когда наконец все они оказались в коровнике – Иссерли, Амлис Весс, Инс и пятеро рабочих фермы, их глазам предстало мрачное и нереальное зрелище. Водселей внесли в коровник – сперва того, что был еще жив, а следом – три окровавленные туши. На самом деле «живой» тоже не был уже жив: Энсель из предосторожности впрыснул ему дозу икпатуа, которая, видимо, оказалась слишком большой для его сердца.

Тела разложили в ряд на бетонном полу посередине коровника. Из ног того, кто еще недавно был жив, все еще сочилась кровь, а у тех, кого прикончили выстрелом в голову, кровь уже свернулась. Бледные и блестящие от мороза все четыре водселя выглядели словно массивные восковые фигуры, слегка подтаявшие в непосредственной близости от волосатых фитилей макушек.

Иссерли посмотрела сначала на них, затем на Амлиса Весса, затем снова на тела, словно устанавливая взглядом причинно-следственную связь.

– Ну? – спросила она. – Гордитесь делом рук своих?

Амлис Весс посмотрел на нее, слегка оскалив зубы в знак сожаления и презрения.

– Знаете, странное дело, – сказал он, – но никак не могу припомнить, чтобы я стрелял в этих бедных животных.

– И тем не менее все это произошло из-за вас, – выпалила Иссерли, неожиданно с испугом услышав, как фыркнул Инс у нее за плечом.

– Как вам будет угодно, – сказал Амлис Весс тоном (пусть и на другом языке), который она сама часто использовала для того, чтобы успокоить какого-нибудь автостопщика, который был чем-нибудь сильно расстроен.

Иссерли окаменела от злости. Гребаный аристократ! Он ведет себя так, словно его действия не нуждаются в оправдании. Типичный богатый папенькин сынок, надутый барчонок! Им ведь никогда и ни в чем не приходится оправдываться, разве не так?

– Зачем вы это сделали? – упрямо спросила она.

– Я против убийства животных, – ответил он, не поднимая голоса. – Вот и все.

Иссерли какое-то мгновение в изумлении смотрела на него. Затем, очнувшись, попыталась привлечь его внимание к пальцам на ногах водселей. Грязные и опухшие, они выстроились в ряд из сорока штук на бетонном полу прямо перед ними.

– Видите их пальцы? – выпалила она, тыкая ногтем в те, что наиболее пострадали от мороза. – Смотрите, как они посерели и распухли. Это потому, что они отморожены. Такое случается от холода. Эти части их тела мертвы, господин Весс. Бедные твари так и так умерли бы снаружи.

Амлис Весс беспокойно заерзал, впервые проявив признаки внутренней слабости.

– С трудом могу в это поверить, – буркнул он. – Ведь это же их мир – там, за стенами.

– Их мир? – вскричала Иссерли. – Вы что, шутите? Неужели это, – и она ткнула в один из отмороженных пальцев, ненамеренно раскроив его ногтем, – похоже на результат пребывания в естественной среде обитания? Неужели вы думаете, что они там резвились от радости?

Амлис Весс открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Он вздохнул, причем так сильно, что белый мех у него на груди вздыбился.

– Похоже, я вас разозлил, – констатировал он. – Сильно разозлил. Но удивительно, я уверен, что дело вовсе не в том, что пострадали эти животные. Вы ведь все равно собирались их скоро убить, разве не так?

С бессознательной жестокостью все присутствовавшие мужчины одновременно уставились на Иссерли, ожидая, что она скажет. Иссерли стояла молча, стиснув кулаки. Она вспомнила причину, по которой ей никогда не следовало сжимать кулаки: неискоренимая боль в тех местах, где прежде были удаленные шестые пальцы. А это, в свою очередь, напомнило ей и о других отличиях между ней и теми мужчинами, что полукругом стояли перед ней, отделенные только туловищами водселей. Она инстинктивно сгорбилась, словно пытаясь встать на четыре конечности, но затем сложила руки у себя на груди.

– Я бы хотела, чтобы вы следили за господином Вессом вплоть до самой отправки корабля, а то он попадет еще в какую-нибудь историю, – сказала она ледяным тоном, не адресуя свое распоряжение никому в частности. Затем, медленно и невозмутимо пройдя мимо них, вышла из коровника.

Мужчины некоторое время стояли в молчании.

– А вы ей нравитесь, – сказал наконец Инс Амлису Вессу. – Носом чую.

Час спустя, уже в сорока милях от фермы, на продутом ветрами шоссе А-9 Иссерли уставилась опухшими глазами на большое электронное дорожное табло с надписью «ПЕРЕУТОМЛЕНИЕ МОЖЕТ СТАТЬ ПРИЧИНОЙ ВАШЕЙ ГИБЕЛИ. ПЕРЕДОХНИТЕ». Это было так называемое «экспериментальное» табло – внизу сообщался номер телефона, по которому водители могут высказать свое мнение по поводу этого новшества.

По пути в Инвернесс Иссерли проезжала под этим знаком сотни раз, всегда надеясь, что в один прекрасный день на нем появится какая-нибудь действительно полезная дорожная информация: сообщение о случившейся на шоссе аварии, или ждущей впереди пробке, или же об опасных погодных условиях на Кессокском мосту. Но ничего подобного так и не случалось. Только пустые призывы к соблюдению скоростных ограничений, к вежливости на дорогах и борьбе с переутомлением.

Но сегодня, увидев табло, она только грустно улыбнулась. Табло было совершенно право: она устала, и ей следовало отдохнуть. Странно, что об этом напоминала бездушная машина – но тем легче было подчиниться ее призыву. К сожалению, Иссерли не очень-то прислушивалась к советам, когда те исходили от других.

Она заехала на придорожную стоянку и заглушила двигатель. Яростное солнце светило ей прямо в глаза, и она подумала, не затемнить ли стекла, но петом решила, что лучше не стоит, представив себе, как она засыпает, а потом просыпается от стука полицейского кулака в темно-янтарное окно. Такого еще ни разу не случалось, но случись – и ей конец. Полиция могла задать немало вопросов, на которые ей было бы нечего ответить – в частности, почему глаза, которые спрятаны за толстыми стеклами очков, так не похожи на глаза водселя.

В настоящий момент глаза Иссерли отчаянно болели, измученные недосыпанием и напряжением, вызванными необходимостью напряженно вглядываться в дорогу сквозь два слоя толстого стекла. Она моргнула – один раз, другой, третий – и с каждым разом веки ее двигались все медленнее, пока не слиплись совсем. Она хотела дать им немного отдохнуть, а затем отправиться куда-нибудь в северном направлении, чтобы там хорошенько выспаться. Но только не на ферму – пока там этот идиот Амлис Весс, на ферме может в любой момент стрястись все что угодно.