– Неужели в питомнике нет своего транспорта?

– А ты что, не знаешь, как Джимми Бенедетти притягивает неприятности? Это же ходячая катастрофа! Все машины оказались в разъезде, автосервис не отвечал, потом сдохла моя трубка, потом трубка Джимми. Зато сколько удовольствия я получила, пока мой мужчина тащил это дерево по заснеженной дороге… Признаю, элемент мести присутствовал. Как и элемент проверки. Плейбой, согласившийся тащить на себе здоровенную елку, будучи при этом обут в лакированное безобразие, не может не иметь серьезных намерений.

– И что?

– Предложение он мне сделал в фургоне, под елочкой. Очень романтично. Мы ехали в кузове…

– Бедный Джимми!

– Джилл, ты очень добрая. Лора, любимая, можно, я виски выпью?

– Пей. Только не очень налегай, а то заснешь с мороза. Джилл, как нога?

– Лучше, но наступать не могу. Ой, а у меня что случилось! Билл Малер оказался одним из соискателей!

– И что ты сделала? Отказала ему?

– Да, только не в смысле работы. Мы с ним решили остаться друзьями…

– Ох, не люблю эту формулировку. Ладно, бог с ним. На самом деле это правильно. Парень ни при чем, если ты имела неосторожность влюбиться в Боумена.

– Он тебе не нравится?

– Опять неправильная постановка вопроса – мне нравится только Джимми Бенедетти… да, ты не ослышался, мерзавец. А Марк Боумен… я совсем его не знаю, но смотрел он на тебя, как кот на сметану. Я специально обратила внимание.

Джимми вынырнул из кухни. На ногах у него красовались розовые мохнатые тапочки Джилл, а в руках он держал бокал со скотчем.

– Вы о Марке Боумене? Он нормальный парень. Я его встречал на разных корпоративах, он мне понравился.

– Тебя никто не спрашивает, несчастный.

– Погоди, Лора. Джимми, а что ты знаешь об их разводе с Сарой Спенсер?

Честный Джимми засмущался и пожал плечами.

– Вообще-то меня удивляет, что он на ней женился. Развестись с ней как раз не фокус. Рой говорит, что в жизни не видел такой стервы, как его сестрица.

Джилл вздохнула.

– Сама не знаю, зачем спрашиваю. Мы поругались сегодня утром. Насмерть.

Лора важно покивала:

– Верный признак большого чувства. Мы с Джимми кидались мебелью, помнишь, милый?

– Конечно, любимая. Я же все-таки итальянец.

– Аморе мио!

– Кариссима…

Джилл кашлянула.

– Я вам не мешаю?

– Прости, отвлеклись. Так, значит, поругались? Орали громко?

– О да!

– Тогда все в порядке. Вернется. Ты подарок ему приготовила?

– Н-нет. Я никак не могла выбрать. Галстук – глупо, туалетную воду – пошло…

– Ясно. Ладно, придумаем что-нибудь. Джимми, допивай свое пойло и тащи сюда елку. За работу, господа. Я чувствую в себе необъятные дизайнерские способности.

Марк вернулся ночью, около полуночи. Он зверски устал и замерз, но зато отлично поработал – вместо пятнадцати интервью в его блокноте значились двадцать четыре записи, так что будет из чего выбрать.

Он перекусил и умылся на работе. Взял из ящика своего стола запасные ключи, взвесил их на ладони – и убрал обратно.

В любом случае он не может уйти от Джилл вот так, с криками и хлопаньем дверей. Это детский сад какой-то. Он вернется сегодня вечером, и они помирятся. Перед Рождеством надо мириться… говорят.

И еще ему не давало покою странное ощущение, поселившееся в душе после разговора с Сантой ранним утром, в задрипанном баре на пересечении двух безымянных улочек…

Просят вернуть любовь, которую потеряли по неосторожности или по глупости…

Обязательно надо жертвовать, хоть малым, хоть смешным…

Первое, что он заметил, когда вошел, было дерево. Раскидистая, пушистая ель, остро и свежо пахнущая хвоей, почти упиравшаяся в потолок. На ней загадочно поблескивали огоньки и мишура. Марк замер на пороге, боясь дышать…

Когда-то, миллион лет назад, когда мама и папа были еще – мама и папа, у них на Рождество всегда стояла ель. И пахло так же, свежо и остро, и от счастья слезы наворачивались на глаза.

Разноцветные огоньки поблескивали в глубине пушистой бездны. Золотая звезда горела на верхушке. А рядом со звездой на ветке примостился ангел.

Марк осторожно шагнул через порог, подошел к ели. С его ростом дотянуться до ангела не составило труда.

У ангела было лицо Джилл. У ангела были золотые волосы Джилл. Ангел весело и лукаво смотрел на Марка голубыми глазами Джилл.

Вероятно, у всех рождественских ангелов было именно такое лицо, ведь это была обычная пластиковая фигурка, штамповка, а не ручная работа. Но это было не важно. Ангел по имени Джилл смотрел на Марка Боумена лукавыми голубыми глазами, и Марк Боумен не удержался от улыбки.

Потом он оглянулся, потому что ему послышался какой-то звук. Джилл спала на диване, укутанная пледом. Ладони она сложила лодочкой и подложила под щеку. Золотой локон мерно вздымался и опадал в такт ее ровному дыханию.

Марк бесшумно подошел к дивану, опустился на колени, отвел золотой локон со щеки. Джилл сонно мурлыкнула во сне.

Он мог смотреть на нее целую вечность. Это было его время, оно принадлежало только ему.

Марк тихо пристроился возле дивана, не спуская глаз с лица Джилл, положил голову на пушистый плед, улыбнулся. Что-то попало ему в глаз – иначе откуда взялась слеза, сбежавшая по щеке?

Марк Боумен тихо вздохнул и заснул прямо на полу, возле своего маленького ангела по имени Джилл.

Утром Джилл едва не завизжала от восторга, потому что первое, что она увидела, открыв глаза, был поднос с завтраком. Омлет с ветчиной, стакан апельсинового сока, горячий кофе и булочки. Автор завтрака сидел в кресле под елкой и серьезно смотрел на Джилл.

– Ты… вернулся?

– Да. Я вел себя, как идиот, прости.

– Я вела себя не лучше. Прости и ты.

Она принялась за завтрак, немного смущаясь внимательного взгляда Марка и втайне мечтая, что вот сейчас, между омлетом и булочками, он падет на колени, признается ей в своей бессмертной любви к ней, и они поцелуются так, как это обычно делали герои старых мелодрам – на фоне сияющего солнцем окна.

Разумеется, ничего этого Марк не сделал. Он забрал у нее поднос, вымыл посуду и строго-настрого запретил ей выходить из дома, а потом ушел на работу. Джилл немного повалялась на диване, перебирая в памяти его слова о том, что надо беречь ногу – это было не слишком романтично, зато выражало заботу и тревогу за ее здоровье.