— …сударыней Жубер? — поправился Кеттеринг.

— У нас — прекрасные профессиональные, рабочие отношения, — как можно более нейтрально отвечал Александер.

К чести Кеттеринга, тот не расхохотался вслух — а если и расхохотался, то успел вовремя отключить микрофон. Ни для кого не было секретом, что с момента прибытия на Марс Александер с Жубер не разговаривали, несмотря на весьма романтические отношения на борту «Полякова».

Вначале Александер полагал, что она расстроена тем внезапным появлением морских пехотинцев в «штормовом погребе», но по прибытии на Марс убедился, что дело тут в чем-то ином.

Конечно, когда Александер с морскими пехотинцами приземлились прямо в Сидонии, Жубер разозлилась. Сама она прибыла из ущелья Кандор первым же лоббером, вместе с солдатами Иностранного легиона, возвращавшимися из своего короткого рейда к экватору. И, едва прибыв, обрушилась на всех, точно ураган, цитируя инструкции, требуя ежедневных отчетов и даже высказавшись в том духе, что все американские и русские ученые подчинены ей, как главе экспедиции ООН. Тон ее мог превращаться из крайне любезного в повелительный с быстротой молнии.

Александер начал подозревать, что связь их во время долгого перелета возникла в силу одной из двух причин. Либо Жубер просто пыталась развеять скуку, либо, что гораздо хуже, хотела таким образом втереться к нему в доверие и что-нибудь вызнать. А когда вызнать ничего не удалось, отношения мигом исчезли, как не бывало. А он, Александер, выходит, так и не понял, чего она добивается.

Полученные им самим указания были ясны: с людьми из ООН обходиться вежливо, но не забывать, что они здесь лишь наблюдатели, а вся операция — полностью американская. Перед отлетом из Флориды на орбиту Александер имел беседу с самим Кеннетом Морроу, главой отдела безопасности министерства технологий. Первая марсианская обзорная экспедиция, хоть и являлась сугубо гражданской, на деле была полностью финансирована правительством и находилась под управлением Конгресса США и нового министерства технологий. Иными словами, ученые из ООН, прилетевшие на Марс на американско-русских кораблях, могли сколько угодно наблюдать и вести собственные работы (места на базах они фактически покупали у НАСА), но никоим образом не определяли политику исследований и не имели никаких прав распоряжаться. Александер, будучи старшим археологом американской группы, подчинялся только доктору Джейсону Грейвсу, как главе сидонийской миссии, и тем, кто управлял экспедицией на Земле.

Однако все это ничуть не помешало Мирей Жубер поднять всех на уши. Уже более недели, пока Александер проводил работы, она требовала ежедневных отчетов, доступа к заметкам группы, проводящей обзор, доступа на планерки и даже — права прослушивать радиопереговоры. Политика…

Политиков Александер не любил еще сильнее, чем военных, — особенно когда политика сталкивалась с археологией. Давно известно, что если мешать науку с политикой, не выйдет ничего, кроме неприятностей. Как археолога, Александера в первую очередь занимали факты. А вот политиков как раз факты чаще всего и не устраивали…

Он до сих пор не мог без содрогания вспоминать о своей работе в Египте.

Египтология, самая выверенная, правильная и упорядоченная из наук, на рубеже века пришла — не могла не прийти — в совершеннейший беспорядок. Более ста лет археологи и историки были твердо убеждены в точности египетской хронологии — и, в частности, в том, что комплекс в Гизе (три больших пирамиды, шесть малых, Сфинкс и прилежащие к ним насыпи, дороги, храмы и гробницы) надлежит относить к Четвертой династии. Например, Великая пирамида, самая большая из трех, бесспорно, считалась построенной фараоном Хуфу, правившим Египтом с 2590 по 2567 год до н.э., тогда как Сфинкс был вырезан из камня Хафре, его братом, преемником и строителем второй по высоте величайшей пирамиды.

Все эти представления рухнули в последние сорок лет — или около того. Великую пирамиду ассоциировали с Хуфу, основываясь на записках Геродота, уже уличенного до этого в других неточностях. А некоторые из маркировок на камнях пирамиды почти наверняка были сфабрикованы гораздо позже, в XIX веке, и не кем иным, как их первооткрывателем, искателем приключений, которому нужно было что-то предъявить тем, кто его финансировал. Сфинкс же, как выяснилось в девяностых годах XX века в результате геологических исследований, явился на свет задолго до Хафре: скульптура имела на себе явные следы дождевой эрозии, а осадков в количествах, необходимых для оставления подобных следов, в Гизе не выпадало с тех пор, когда до рождения Хафре оставалось еще восемь тысяч лет.

Египтология не была основной специализацией Дэвида Александера. Однако то, в чем он был мастером, сонарно-съемочная томография, имело к этой высокоспециализированной и крайне бюрократичной ветви археологии прямое отношение.

Технологии этой было уже более полувека Устраиваем подземный взрыв, улавливаем отраженные и рассеянные находящимися под землей постройками звуковые волны, а затем при помощи компьютера «рисуем» сонарное изображение того, что лежит под песком, илом, землей или водой. Оборудование Александера отличалось от старых моделей в основном сложнейшими программами, наделенными «искусственным интеллектом», которые и создавали изображения. Три отдельных, но одновременных взрыва, подобно источникам света, позволяли компьютеру «Хонивелл Талус 8000», установленному на «Сидонии-1», создать трехмерную голограмму. Все, менее плотное, чем сплошной камень, на дисплее томографа выглядело прозрачным, и погребенные под землей помещения, стены, даже отдельные скелеты отображались на нем поразительно детально.

Александер участвовал в египетской экспедиции 2037-го, финансированной Американским музеем и Смитсониановским институтом. После трех недель работ на плато Гиза он объявил об открытии изумительного, доселе неизвестного лабиринта подземных ходов и помещений, включая давно не работавший водопровод, питаемый водами Нила, пролегавший на глубине тридцати метров под Сфинксом и ведший к анфиладе комнат глубоко под самой Великой пирамидой. Столь сложная постройка и титаническая величина комплекса и вдохновили его на уверенное заявление: найдены неопровержимые доказательства того, что комплекс в Гизе построен до эпохи Четвертой династии.

Александер до сих пор помнил, каким сделалось лицо доктора Салима Бахира, министра памятников Египта, когда тот увидел предварительный отчет.

— Неприемлемо! — крикнул тогда Бахир, справившись с дрожью жирных губ. — Совершенно неприемлемо!

— Не сам же я это соорудил, — отвечал Александер. — И мои выводы легко проверить. Некоторые из этих подземных построек, по всем данным, из дерева. — Уже одно это подтверждало, что строительство шло в те времена, когда Египет еще не был засушливой песчаной пустыней! Дерево было в Египте редкостью минимум девять тысячелетий! — Можно провести углеродный анализ древесины. И тогда мы будем знать точно. Как только мы докопаемся до…

— Простите. — Лицо Бахира закаменело. — Никаких раскопок не будет.

— Как?! Но эти подземные…

— Повторяю никаких раскопок не будет . Великая пирамида и Сфинкс построены в эпоху Четвертой династии. Это — факт, установленный наукой.