отвоёвывая себе немного пространства, чтобы подумать и перестать паниковать.

«Прекращай, — требует он от себя, перебирая и смазывая пистолет при свете взятого у охотников светильника. — Паникой ты им не поможешь».

За низким, закрытым плотной занавеской окном настолько густая темнота, что кажется, посмотри в неё чуть дольше и она заглянет в тебя.

«Они где-то там, — Слава сглатывает, отворачиваясь и отпуская занавеску. Снова возвращается к частям пистолета и ёжится. По спине ползёт холодок, но непонятно поддувает ли это из щелей в рассохшейся старой раме или идёт изнутри. — Какого хрена ты позволил себя подстрелить⁈»

— Прячешься? — звучит вопрос едва Слава, вогнав магазин, ставит пистолет на предохранитель.

— Подглядывать нехорошо, Герман. А в данном случае ещё и небезопасно. Рука, знаешь ли, может дрогнуть.

В противовес словам Слава прячет пистолет за пояс, подальше от щекочущего в груди искушения. У него всё ещё недостаточно доказательств, а самосуд ничего не даст.

— Любишь быть один? — задаёт новый вопрос Герман, присаживаясь напротив.

— Готовлюсь. Мне показалось, мы скоро выходим.

Слава методично собирает мусор в пакет и закрывает баночку с оружейной смазкой, прежде чем это всё отправить в примостившийся на столе у стены рюкзак. Чтобы просто занять руки и не дать понять, что они подрагивают от напряжения.

— Полчаса. Но ты с этим не пойдёшь.

Слава вопросительно вскидывает брови и получает в ответ недовольно поджатые губы.

— Ты серьёзно думаешь идти на оборотня с пистолетом?

— Я уже ходил на оборотня с ним, — Слава пожимает плечами. — Этот же оборотень ранен и ослаблен.

«Ранен и ослаблен» — пугающие до чёртиков слова, от которых руки сами сжимаются в кулаки, так что короткие ногти впиваются в кожу ладоней.

«Держитесь, пожалуйста…»

— Вот именно. Сам должен знать, как реагирует раненый зверь. Впрочем… Даже если ты предпочитаешь пистолет, то у меня всё равно есть более подходящий вариант.

Слава вздыхает, но кивает. Спорить с Германом, судя по его лицу, бесполезно, а времени в обрез. Неизвестно насколько сильно ранен Демид и сколько он ещё продержится.

* * *

Лес живёт своей жизнью, не обращая никакого внимания на вторгшихся на его территорию людей, и лишь пошедшая на убыль луна подглядывает из-за ветвей, следя за ними своим ярким глазом. Слава какое-то время тоже смотрит на неё, после чего вновь приходится привыкать к окутанной рассеянным светом темноте. Но он об этом не жалеет.

Неровный молочно-белый диск в небе успокаивает и словно придаёт сил. Становится как-то всё равно на дышащего в спину вооруженного Власа и на замыкающего их маленькую цепочку Потапа, на то, что его самого зажали с двух сторон, а впереди идёт Герман. Никто из них не знает точной дороги, кроме Бурого, ведомого механическим голосом навигатора в наушнике.

Их шаги выбиваются из общей мелодии ночного леса: шуршит опавшая листва под тяжёлыми ботинками, хрустят, ломаясь, случайно попавшие под ноги веточки. Слава слышит эту какофонию, хотя никогда не думал, что настолько чувствует лес. Не любой. А вот тот, похоже, воспринимает его иначе и идётся на удивление легко.

Слава спокойно переступает выступающий из земли корень, тогда как Влас за спиной спотыкается, чертыхыясь, чем вызывает насмешливую улыбку.

Ухает над головой сова, вспарывая воздух мощными крыльями, и плечи идущего впереди Германа каменеют. Где-то пробегает мелкий зверёк. Славе кажется, что все его чувства обострились, а сковывающая всё это время грудную клетку цепь чуточку ослабла, так что дышать становится легче. Он почти ощущает себя в другом месте. В их лесу, где в полнолуние горит маленький жаркий костерок, а его волки снуют меж деревьев чёрными тенями. Славе даже кажется, что он ощущает прикосновение мокрого носа к ладони и тихое недовольное сопение упустившей разбуженную мышку Ани. Но вот чертыхается Бурый и наваждение истаивает. Нет никакого костерка и полнолуния, а затянутая в перчатку ладонь сжимает выданный Германом и наверняка незаконный «макаров».

…— Брезгуешь? — с усмешкой уточняет Герман, когда Слава натягивает найденные во внутреннем кармане куртки перчатки, на удивление его собственные, потерянные прошлой весной.

— Опасаюсь, — возвращает усмешку Слава, прежде чем взять в руки чужое оружие. — Мне бы пристреляться…

— Некогда…

Грудь снова сдавливает невидимыми цепями, и Слава беззвучно шепчет, едва шевеля сухими губами: «Леший, если ты существуешь, сломай навигатор, не дай так просто добраться до цели».

Словно в ответ на запрос, Бурый снова чертыхается, сплевывая, и останавливается. Слава понимает это по замершему на следующем шаге Герману и едва не летит носом вперед, когда Влас врезается в спину.

Никто не спрашивает о причинах остановки, и Слава тоже молчит, вслушиваясь в вернувшуюся к своему первоначальному ритму мелодию леса.

— Всё, приплыли, — Бурый снова сплёвывает. — Навигатору хана. Но тут недалеко уже.

В свете луны Слава видит, как Бурый сматывает и прячет в карман наушники, как он разворачивается сообщая:

— Дальше без навигатора, но я здесь бывал уже, не заблудимся.

Слава, почти поблагодаривший лес за помощь, едва не сплёвывает вслед за Бурым.

«Бывал здесь» — досада скрипит на зубах подобно песку, сухая и солоно-горькая.

«Не допусти непоправимого, Лес, — вновь просит Слава вместо благодарности. — Если ты есть, приведи помощь».

Ему просто нужно во что-то верить и даже если раньше он посмеивался над Демидом за подобную веру, то сейчас готов попробовать. Попробовать поверить в хозяина леса. Даже если сломанный навигатор это простое совпадение.

— Идём, — командует Бурый, и Слава послушно встаёт обратно в цепочку, продолжая идти след в след.

«Никогда не бери у леса больше чем тебе нужно и всегда благодари» — всплывают в памяти Славы слова Демида и, проходя мимо дерева, он осторожно касается ствола раскрытой ладонью. Хочется прижаться кожей к шершавой коре, но между ними перчатка.

«Я поблагодарю, только помоги» — просит он, и пальцы соскальзывают со ствола.

Где-то сбоку слышится движение, и они снова замирают, ощетинившись оружием. Слава до рези в глазах всматривается в разбавленную лунным светом темноту, но не видит ни единого движения. Кто-то проходит гораздо дальше возможностей его глаз.

Кто-то…