Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, я тебя провожу!
Я отклеился от стены и поймал его за предплечье.
По-моему он пытался отбиваться, но мне это временно стало фиолетово.
Я потащил мужика коротким путём, через хозблок. Карта просто не выдала бы такого маршрута.
Правда, под ноги всё время подворачивались автоуборщики, но мы как-то преодолели это и вместе ввалились в гостевую каюту.
Только тут я его отпустил.
Он облегчённо вздохнул, сел на одну из кроватей, начал зачем-то растирать и оглаживать предплечье, потом спросил:
— Сам-то ты куда шёл?
— В библиотеку, — ответил я, озираясь. На меня накатило очередное затмение, и гостевую я не узнавал.
— Куда? — переспросил он и расхохотался.
Я его почти не услышал. Во-первых, стены в гостевой были синими. А на корабле нигде нет синих стен, у нас же кругом далтит. Во-вторых, свет шёл не с потолка, а как бы со всех сторон…
— Да ты сядь, — сказал он. — А то упадёшь, эк тебя плющит. Что пил-то?
— Голубой огонь. Но я потом весь день воду пил, должно бы уже отпустить.
— Ты его именно пил? Вот прямо, как лёд глотнул? А потом водой? Ну, тебя, пацан, долго теперь не отпустит. Он в спирту растворяется, в воде — нет.
— Так как же?.. — Я задумался. — Мне уже промывали уже желудок водой. Я же помню…
— Любитель гвозди глотать? Водой тебе уже потом промывали, сначала — спиртом. Спать можешь?
— Не знаю.
Небритый тяжело вздохнул.
— Невезение у меня с тобой — крайнее. И нету ведь ничего у меня успокаивающего. Придётся говорить с тобой, пока плющить не перестанет.
— А ты вообще кто? — я кое-как поймал пятой точкой соседнюю кровать.
— Инструктор по выживанию. Юрой меня зовут. Подожди-ка, у меня же чай есть!
Он встал и стал собирать к чаю. Уровень воды проверил в нише кулера, насыпал из серебристо-синего пакетика заварку, достал коробку с конфетами. Коробка была деревянная, похожая на шкатулку. Внутри в углублениях-гнёздах лежали разноцветные шоколадные шарики. Часть гнёзд пустовала, и хотелось перекладывать шарики, как диковинную игру.
— Юрой? — я поставил ударение на последний слог и загнал в левый угол три красных шарика.
— Да нет, Юра, Юрий. А по документам — Юрген. Бросай в думку играть, шоколад надо лопать. Пей! — он подвинул мне стакан, оплетённый пластиковым предохранителем.
Напиток был горьким и пах совсем не чайным кустом.
— Это не чай! — возмутился я.
— Чай, чай. Просто не из этих мест. Пей, давай, животина неразумная. Не такой уж горький, привыкнешь. И я с тобой попью.
— А китель у тебя откуда такой?
— Что бурый? Обыкновенный летний. Это у вас — нового образца форма. А эта — старая. На Юге всё старое.
— Ты, что ли, с Юга?
— Ну, да. Мерис меня ещё в прошлый рейс на Юг увёз. Ни дня не дал отлежаться от процедур. У меня ещё реабилитации — месяц. А он сгрёб, падла… Второй раз, говорит — не сдохнешь.
— Ты из госпиталя?
— Я после реомоложения. Только выписали из клиники — и сразу в прокол. Каждый сосуд ноет, каждый нерв. Тебя ж там наизнанку выворачивают всего. Первые дни рукой в лицо не можешь попасть, вон как ты в кровать. Мозг-то, он ничего. Он не изнашивается, не стареет, стареют мышцы, сосуды… Чего глаза-то такие круглые? Ты не грузись, всё равно ничего не запомнишь. Ты же бревно-бревном. Давай ещё по чайку, что ли?
— А как там на Юге?
— А тебе зачем?
— Мне надо.
— А вот это ты не дури. Нечего там пацанам делать. Чай, давай, пей.
— Мне, правда, надо. Друга моего забрали на Юг. Дьюпа. Я должен за ним. Вот…
Я покопался в браслете и вытянул голограмму Колина. Небритый присвистнул.
Выглядел Колин внушительно — широкоплечий, мощный, бритый на лысо, с массивным гольцом, вделанным в кожу на лбу.
— Его к нам с Юга разжаловали. Выкинули простым пилотом. А теперь вот обратно. Гады…
— Это же лендслер, Макловски? — удивился небритый. — Да, на Юге добились его реабилитации, и он примет командование. А ты тут при чём?
— Я с ним два года в паре летал. Вторым пилотом. Мне теперь тоже надо на Юг.
— Плохо на Юге. — Он покачал головой. — Сиди здесь, если способен добрый совет послушать. Хотя, ни фига ты сейчас не способен. Завтра вызову к себе — скажу.
— Слушай, а почему «дьюп» — это ругательство?
— Потому что.
— Но это же зверь такой? Кабан с Тайэ?
— Ну… внешне — малá похож. Только жрёт похуже свиньи. Ладно, трупы жрёт, но гвозди, пластик, стекло. Потом идёшь по насту — бусинки. У него желудок стекло в бусинки окатывает, только что не плавит. Палатку оставишь на снегу — сожрёт. Компас обронишь — сожрёт. Одно слово — дьюп… — Он нахмурился и помахал рукой у моего лица: — Эй, пацан? Ты у меня не спишь с открытыми глазами? Свалился же ты на мою голову. Зовут как, помнишь?
— Агжей.
— Андрей, по-нашему. Ну и ладно, ну и хорошо. Давай ещё чаю?
Я выпил стакана четыре. И в какой-то момент осознал, что нестерпимо хочется в туалет, и словно бы от этого и проснулся.
Выяснилось, что сижу в чужой каюте с незнакомым человеком. Видимо, на лице это отразилось, потому что небритый спросил:
— Полегчало?
— А что со мной было?
— «Огонь» больше не запивай водой, сваришься. Сам дойдёшь?
Он явно выпроваживал меня.
Я осмотрелся. Похоже, мы были в гостевой для офицеров: над кулером — прозрачная панель с подсветкой, справа от дверей — план аварийных коридоров корабля. Отсюда до нашей каюты — рукой подать.
— Дойду, — я встал. — Спасибо за гостеприимство. Надеюсь, не очень помешал.
— Иди-иди, — сказал небритый. — Учить тебя — только портить.
— Извини…те, — я понял, что в полусознании наговорил ему чего-то. Да и выправка у него была серьёзная. Похоже, мужик был не меньше, чем старший сержант.
— Иди, чего там, — он погладил плечо и стал бережно растирать и массировать левую руку. — И не пей больше всякую дрянь. А дьюп — это большая зараза, раз спросил. И слово, в общем-то, обидное. Эквивалентно бы сказать — «всеядная тварь».
Он махнул мне здоровой рукой, и я вышагнул в темноту коридора.
Вот бы сообразить теперь ещё, как меня занесло в гостевую? И всего с одной дозы… Что же я тогда вытворял на Ориссе, нажравшись этого «огня» как свинья?
Я помнил разрозненными фрагментами: вот обнимаюсь со всеми, кто не успевает увернуться, а вот уже пляшущий потолок в каюте Дьюпа.